Дверь в Гендриковом обита изнутри железом. Когда открываешь ее, она слегка погромыхивает, а временами кажется, что все здесь в квартире внезапно облегается листовым железом, по которому с размаху бьют тяжелой кувалдой. Это Маяковский сердится. Голос, привыкший себя чувствовать хорошо на площади, здесь стеснен, зажат стенами. Отзываются стекла окон, дрожь пробирает стаканы в буфете:

- Не понимают! Ни черта не понимает! Не хотят понять. Дураки или мерзавцы? Или то и другое... До чего же им хочется отжать меня в сторону!

Еще не успокоилась, качается только что наброшенная на рычажок трубка. Был крепкий разговор по телефону. Кто - то уже с утра вводил литературные счеты.

2 - 35 - 79!... Утром Москва рвется в телефонную трубку. Звонят из редакций. Просят приехать на завод. Заказывают плакаты. Друзья читают удачные стихи, написавшиеся ночью, и горестно подсчитывают, сколько должны за вчерашний проигрыш. Журналисты сообщают новости со всего мира - новости, которые не поспели в газету. Ему не терпится узнать, что нового на земном шаре. Усердно названивают недоругавшиеся вчера противники.

Телефон висит в узком простенке между окном и дверью из столовой в комнату Маяковского.

Маяковский встает на звонок и левой рукой еще издали крепко берет трубку. Так берутся за ручку на раме, чтобы распахнуть окно, открывающееся вовнутрь. Шнур у трубки длинный. Можно, держа трубку у уха, пройти в дверь. И Маяковский крупно и мягко шагает из своей комнаты в столовую и обратно по дуге, радиус которой - ШНУР.

Так он расхаживает по этому полукругу своей упругой и упрямой походкой, круто заводя плечо на повороте. Пучеглазая Булька, похожая на маленького идола, следит за ним, посапывая на своем диванчике.

Вот звонок от знакомой, который он ждал с нетерпением. И уже совсем в другом регистре бархатно рокочет его бас.

- «И днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом, - говорит он, прохаживаясь возле своего аппарата, - идет направо - песнь заводит, налево - сказку говорит...»

Потом, выслушав что - то, он разом мрачнеет. Он начинает ходить быстрее, натягивает шнур до отказу, словно рвется с привязи.

Только что повешена трубка - и снова звонок. Звонят из «Комсомольской правды». Теперь он ходит весело, размахивая свободной рукой. Азартная улыбка сдвинула папиросу далеко вбок. Уже не привязью кажется телефонный шнур, а проводом, по которому прошел силовой ток, приведший в движение этого только что угрюмого осевшего человека.

- Очень здорово, что позвонили! - радушно говорит он, скосив в трубку свой большой горячий глаз. - Просто спасибо, что позвонили. А я только что со всем миром переругался. Завалились хламьем и ушей не продуют. Ничего, я еще им перепонки поскребу. А стихи дам завтра же. Тема вполне роскошная, сама в строку лезет. Это дело надо так раздолбать в газете!...

Скрипят по снегу сани в тихом Гендриковом переулке. Январский снег лежит на деревьях во дворе. Тихо и глухо. Трамвайный лязг и базарный шум Таганки не доходят сюда.

Погромыхивает железом входная дверь. Приносят ворох газет, журналы «Крокодил», «Строим», «Огонек».

30 - й год. Январь.

И вот опять звонит телефон. Маяковский берет трубку. Он смотрит вдруг на нас глазами очень серьезными и загоревшимися.

- Да, - говорит он в трубку. - Хорошо. Буду.

Его приглашают выступить на торжественном траурном заседании в Большом театре. Он будет читать отрывок из своей поэмы в шестую годовщину со дня смерти Ленина.

- Буду читать в Большом, - повторяет он нам торжественно. - «Ленина» буду читать. Это - для меня большое дето. Все - таки, значит, пробил кое - где стену. В Большой зовут. На ленинский вечер Буду читать как зверь. Политбюро будет. Сталин будет. Коминтерн.

Он останавливается. Потом идет в свою комнату. Оборачивается в дверях:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.