- Не встану! Не встану! - шептал он. - Ослепну, не встану!

Шагал от двери к окну пять шагов и обратно к двери пять шагов. Десять миль в день.

За окном высилась белая стена. Четырехугольник неба: то голубого, то серого, то розового, то зеленого висел над ней. Стена делалась то близкой, жесткой и грязной, то уходила далеко и голубела, как нежная трава на лугах ранней весной. Если приблизить лоб к холодной решетке и скосить глаза - виднелась круглая башня с узкими оконцами, с зубцами - бойницами.

По светлому четырехугольнику проносились с мгновенной скоростью птицы, словно кто-то проводил углем по бумаге тонкую и легкую линию.

Однажды, в обычное время, после полдня на белую стену упала тень крыши. По краю двигались уродливые огромные птицы, словно чудовища. Тянули друг к другу клювы и взмахивали крыльями - бесформенными и тяжелыми, точно обрушивали друг на друга камни в безумной вражде. Это была увеличенная тень голубей.

Хрипло проворчал ключ за спиной, раздалась команда - встать. Птицы опустились ниже. Одни головы без клювов неподвижно чернели рядом, словно ждали.

- Ты что же, не знаешь команды?!

Один раз слушал этот голос, но помнил его, знал, кто это: спина чувствовала стальной взгляд, на мгновенье пронеслось желание повернуться, но победил его.

- Ну! - упал грозный голос в тихую камеру. И, вдруг, необыкновенная злобная сила оторвала глаза от двух притаившихся птиц. Успел увидеть белую руку с розовыми ногтями на сером плече и, словно пьяный, стараясь попасть в дверь и не разбиться о стену, выскочил в коридор с протянутыми руками, словно прося пощады.

- В темный негодяя! держать без светлого, пока не встанет.

И тогда он сказал в забвении от слабости растаявшего тела:

- Я, ведь, стоял, за что же?

В первый раз вспомнил свое могучее тело. Во тьме руки торопливо искали прежнюю силу. С отвращением осязал кости под тонкой дряблой кожей. Неисправимым унижением казалось сказанное, а смешной бег из камеры - жалким и трусливым. Казалось, не было победы. Два года нечеловеческой борьбы разбиты белой выхоленной рукой. Хотелось увидеть друзей, чтобы рассказать, как страшно одному выносить долгие годы неравную борьбу, объяснить, как случилось, что сказал проклятые слова, разбившие гордость. Позднее раскаяние преследовало его. Познал и простил слабых, тех, кто не пошел за ним. Как побитая, сгорбленная собака, скуля цепями, двигался возле невидимых стен. Словно раскаленное железо, жгли слова: «Я, ведь, стоял, за что же» .

Но когда пришли за ним, как за побежденным, чтобы увести в общий корпус, к друзьям, торопливо сказал слова:

- Не встану, никогда не встану!

Казалось, ничем, никаким решением не вернуть потерянной победы. С торопливостью, утратив спокойствие сильного и гордого, твердил: «Не встану, никогда не встану» . И торопливость эта мучила так же, как слова, сказанные в одиночке со светлым окном.

И только когда вызвали и объявили, что везут в другую тюрьму, о которой знали одни страшные легенды, понял, что победил. Там, вдали от стен, видевших унижение, с новой силой поведет борьбу.

Среди унылых серых лиц с бубновыми тузами на халатах он возвышался, как великан. Бледный, с никогда не стриженной огромной бородой, с широким сплюснутым носом, беззубый, спокойный. Без сумки, без страха за жизнь, перешагнул порог.

Штыки и сабли, коробы-дома, острый свет зеркальных окон, пестрый всплеск кварталов были далеко в тумане: он был почти слепой.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.