Навстречу XXVII съезду КПСС
Она не родилась во мне. Эта тема родилась со мной. И живет с того самого дня, который помню. Понял я это давно. Только осознал до конца, что близка мне та тема, понятна и органична, когда столкнулся с работой не за письменным столом, а готовясь к телевизионным передачам цикла «Честь и слава — по труду». Тот самый пример, когда его величество случай срабатывает именно в силу неизбежной закономерности...
Дед мой по материнской линии, плотник-краснодеревщик из села Шаталовка Воронежской, а ныне Белгородской области, пожалуй, главный виновник того, что во мне, человеке сугубо городском, так сказать, гуманитарном, осталась жить и развиваться эта всевластная страсть делать нечто своими руками.
«Мужик, который сам ничего путного не смастерил, — зря небо коптил», — говаривал дед. По рассказам моей бабки Секлетеи Степановны, имевшей тринадцать детей и овдовевшей в тридцать девять лет от роду, дед был великим
Мастером — в округе лучшие наличники у затейников-хозяев мастерил он. Мебель делал простую и удивительно уютную, любую избу, озарявшую неким светом красоты.
«Иметь бы сундук Денег да год праздников», — любил повторять дед, всю жизнь с малолетства работал не покладая рук.
С лихвой побродив по земле, я с каким-то особым чувством всегда относился к людям, которые делают свое дело первоклассно. Профессия тут не играла особой роли.
Вспоминаю Петра Григорьева, тюменского охотника-промысловика с Демьянки. В памяти не выстрелы его, скупые и меткие, не капканы на соболя, поставленные так, будто растворилось железо в пуховом снегу: видел, как он ставил капкан в снег, видел, где ставил, а вот уже и не найти глазом. Помню, прежде всего, руки Петра Григорьева. Они всегда были в работе. Рассказывал ли он что, сам расспрашивал — руки его не знали застоя: вечно что-то мастерили, мяли, кроили, точили. Профессионализм — категория всеохватная. Она касается не только тех, кто что-то создает своими руками, но и руководителя.
Готовясь к передачам «Честь и слава — по труду», встречался с разными людьми на разных московских предприятиях. Тут и швея, и строгальщик, и электромонтер, и печатник. Но всех их объединяет удивительное человеческое качество — ненасытная заинтересованность в своем деле, полная трудовая отдача. И тогда мастерство, профессиональное мастерство, что обычно измеряется в разрядах и званиях, превращается сразу в более существенную — нравственную категорию, измерять степени которой гораздо труднее.
Скажем, как расценить поступок Иннокентия Ивановича Мальцева, строгальщика завода «Красный пролетарий». Кудесник гигантского строгального станка, Герой Социалистического Труда, заслуженный человек принимает решение, которое не каждому по плечу. Жил он в пяти минутах ходьбы от «Красного пролетария». И вдруг строится филиал завода. Далековато от дома. Вместо пяти минут полтора часа на дорогу уходит. Но он перебирается в новые, еще в стадии строительной незавершенки цеха, вместе со своим стареньким, испытанным станком. Надо родному заводу, надо делу, а он — мастер...
«От жиру, — скажет некий серенький человечек, замкнутый только в своих личных заботах. — От жиру!» А жира нет. И здоровья не так уж много. С одной из съемок увезла Мальцева от нас, из-под камеры, неумолимая «скорая»... Но Мальцев не может жить иначе. Он профессионал.
Итак, мастерство — не просто производственная категория, оно прежде всего категория нравственности, без которой невозможно достижение вершин в любой профессии, без которой сегодня немыслимо наше народное хозяйство.
Мы давно и законно гордимся решением такой социально-экономической проблемы, как обеспечение полной занятости рабочих ресурсов. Но жизнь — а не чье-то волевое решение — поставила сегодня вопрос ребром: «А как заняты эти рабочие руки, что и сколько они производят?»
Сорок лет прошло с той поры, как отгремела самая страшная из войн нашего тысячелетия, когда цвет нации своей жизнью заплатил за жизнь Родины. Вряд ли когда затянутся душевные раны народа. И он никогда не забудет великого ратного подвига своих сынов и дочерей.
Но кто бы мог подумать, что спустя четыре десятилетия взорвется эта своеобразная военная бомба замедленного действия и страна окажется на краю гигантской демографической воронки. И мы будем вынуждены считать каждую пару рабочих рук — и в городе, и на селе. А подсчитав, поймем, что числовая поверка может дать только основу для размышления, но никак не прибавит и пары рабочих рук к тому, что имеем. А, имеем мы сегодня и в ближайшее время, будем иметь значительно меньше того, что требуется нашему народному хозяйству. Есть над, чем задуматься. И принять меры срочные и действенные.
Говорим с директором совхоза имени Ш. Руставели, что близ Гагры, Романом Владимировичем Джугелия. Он сетует, качая головой:
— У меня дворов около семисот. Живет народу свыше четырех тысяч человек. А работает в совхозе всего двести семнадцать. Вот и приходится крутиться. И ветеранов не обидеть, и новых работников как-то привлечь.
Мы все убеждены, что не работать взрослому человеку нельзя, ибо труд в нашей стране является единственным источником существования. Не работать, по нашим этическим нормам, аморально. К сожалению, с юридической точки зрения еще не оформлено достойным образом положение, что не работать в нашем обществе нормальному взрослому человеку еще и преступна. Помножьте-ка убыток от каждого отдельного тунеядца на миллионы случаев иждивенчества за счет государства, и вы увидите конкретный ошеломляющий ущерб, который наносит безделье. Ущерб экономический, ущерб нравственный, который завтра опять-таки обернется еще большим ущербом материальным. Ведь недаром говорят, что удержаться на одном уровне добра еще можно, но никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла. А что выпадение людей из сферы общественного производства — зло, нет сомнения. Ибо тунеядство страшно уже тем, что резко понижает показатели реальной трудовой занятости населения.
Но оставим в стороне, пока оставим, этот разлагающий рабочую силу фактор тунеядства. Мы говорим сегодня о профессиональном мастерстве рабочего человека. И хотя работающих вполсилы, так, для отбытия номера, сиречь, получения зарплаты, нельзя назвать тунеядцами, понижение общей квалификации рабочего класса нашей страны во многом лежит на их совести. Ведь те, кто работает абы как, к сожалению, сегодня черпают из государственной казны благ столько же или почти столько же, сколько и мастера. Справедливо ли это?! Тем, кто работает мастерски, кто достиг высот в своей профессии, независимо от стажа и возраста, надо платить не просто больше, надо платить значительно больше. Надо и в моральном поощрении таких представителей нашего рабочего класса и крестьянства идти дальше. Я прекрасно понимаю, что одними рублями вознаграждения не увеличишь. Реального вознаграждения. Важно еще и то, что можно приобрести на рубли. А это решить посложнее, чем механически, скажем, повысить зарплату мастеру. Но при всех трудностях в нашей экономике мы можем найти возможность так перераспределить блага, чтобы сказать с чистой совестью: «Ты даешь обществу больше, ты и получишь от него больше для себя!»
* * *
«Золотые руки, но пьет...» — сколько раз слышал я эти расхожие слова, то ли всепрощение пьющему, то ли наивысший комплимент мастеру. Полноте, не верю я в золотые руки пьющего, потому как золото это относительное. Даже по сравнению с полной дисквалификацией или нехваткой обыкновенной мастеровитой. Конечно, исключения возможны. Но мне, честно говоря, не доводилось видеть «пьющих золотых рук».
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Благородство и мужество — категории вневременные
И древние парфянские ритоны, и скульптуры таллинских алтарей, и бесценные средневековые рукописи обретают под руками ученых-реставраторов вторую жизнь
Письмо с правдивыми показаниями Овчинников написал сразу после суда, но так и не отправил его