Мастера

Перебирая в памяти уже слегка притуманенные давностью лица старых знакомых, перелистывая страницы блокнотных записей, наоборот, вспоминаю о виденных, встреченных мною мастерах как о людях незаурядных, личностях нравственно насыщенных, как крепкий бульон. В застолье они от рюмки не откажутся, коль по делу. Но превратить питие в смысл жизни, в некий ореол могущественности своей натуры?! Не было на моем пути таких мастеров... Ибо высочайший профессионализм есть не просто сумма усвоенных производственных навыков, которыми мастерски овладел человек, мастерство — его жизненная позиция. Когда перебираю в памяти вехи становления такого мастера, не устаю поражаться цельности здания, название которому — высокая рабочая судьба. Кирпичик к кирпичику, как правило, укладывал в него человек, мудрея, мужая, набираясь мастерства, утверждаясь в сознании единственности своей профессии, своего умения, своего места под солнцем.

На московском заводе «Фрезер» работает шлифовщик Александр Григорьевич Бардин. Человек, величать которого без отчества не могу. И не потому, что разница в возрасте, а из чувства глубочайшего уважения к этому рабочему человеку. Может, я ошибаюсь в своей завышенной оценке?! Ну, шестой разряд, ну, все может... А вы поговорите с людьми, работающими рядом с ним, и вы согласитесь со мной.

Первый раз придя к нему в цех, я Бардина на месте не нашел. Станок стоит, хозяина нет, время рабочее. «Хорош мастер», — подумал я. Но сосед пояснил:

— Только что был... Григорич на бюллетене — зубы прихватило. Так он сначала пришел, дело сделал, а потом, наверно, к врачу подался.

Сосед сказал это все с такой простотой, что стало ясно: иначе и не могло быть с Бардиным.

Потом, когда познакомился с ним ближе, посидел за одной партой в подшефной школе, порассуждал о жизни, послушал, как он, застенчиво и искренне улыбаясь, говорит с мальчишками и девчонками из старших классов, полистал его «дело» в отделе кадров, я только убедился в огромной нравственной силе этого человека.

Завод делает инструменты. Цех, в котором работает Бардин, делает инструменты для производства инструментов. Какова же должна быть мера ответственности человека, его мастерство, чтобы день изо дня выпускать продукцию, по точности равную эталонам. «Ловля микрон», чем занимается Бардин на своем станке, обрабатывая детали, это, если хотите, понятие почти художническое. Я перекатываю по ладони предметики, назначение которых совсем плохо представляю, всякие там оснастки, шаблончики... Беру в руки сверло. А оно вовсе и не сверло. Это модель тех миллионов и миллионов сверл, которые будут создаваться заводом по бардинскому образцу. И Александр Григорьевич это прекрасно понимает. Для него сделанная вещь не вещь в себе, это вещь для людей. Разговаривая с ним, ощущаешь, как остро и точно чувствует он место сделанного им в жизни. То же сверло... Мне чудится, будто видит он, как работают его сверла где-то там, в механической мастерской на Камчатке или в судовой мастерской Мурманска.

Надежда Павловна, парторг цеха, как и Бардин, работает на «Фрезере» свыше сорока лет. Кстати, в бардинском цехе 75 человек имеют стаж работы более четверти века. Не бардинское ли это влияние?! Ведь известно, что если рядом с мастером работать плохо — самому себе в душу плевать. Так вот, Надежда Павловна говорит:

— Сорок четыре года работаю, никогда от Бардина не слышала ни слова о деньгах: сколько заработал, мало начислили, не по тем расценкам.

И не от богатства это карманного идет, а от богатства душевного. Ибо жив человек не только рублем, но делом своим. И еще как жив!

Скажут: бросьте, в жизни без рубля не можно... Конечно, заработок есть заработок. Но какой ценой?! И для чего?! Это решать уже не финансистам. Тут каждый для себя должен стать таковым.

Что же главное в мастерстве этого человека? Мне кажется, обостренное ощущение творчества. Бардин не работает — Бардин творит. Недаром на вопрос, запомнился ли ему какой-нибудь особо сложный заказ как вершинный взлет его рабочего мастерства, качает головой.

«Детали такой не помню. Не держу в памяти. Сохраняю лишь тот навык, который принесла работа. Потом, спустя годы, корпя над новым заданием, вспоминаю и удивляюсь, чего тогда так топорно сработал, когда можно было вот этак, по-умненькому...»

Откуда появился такой Бардин? Непростой вопрос... Возьмите его трудовую книжку. В ней одна-единственная запись: «Пришел на «Фрезер» в 1942 году». И, правда, одно дисциплинарное замечание — «самовольно ушел... на фронт». Ну, насчет самовольности — не точно. Ибо дал ему характеристику, необходимую для поступления в военное училище, именно отец. Будучи сам мастером, отец прекрасно знал, что, давая характеристику сыну, возможно, отправляет его на смерть. Сын и здесь, на заводе, делал нужное фронту дело — снаряды. Но все-таки характеристику дал, ибо знал своего сына, знал время, в которое живут оба. Не в такой ли отцовской ответственности исток личности Бардина, один из истоков его профессионального мастерства?!

* * *

Экономика, экономичность, экономия... Близкие слова. И по смыслу, и по значимости во всенародном хозяйствовании. Как часто слово «экономия» мы употребляем лишь, когда вместо двух гвоздей забили один, вместо трех тонн угля сожгли две... И как редко, слишком редко, говорим об экономии человеческого труда. Двое работают там, где может работать один, и мы миримся. Этакий туман псевдозанятости окутывает экономическую суть производства. Да, нам нужна продукция. Да, нам она нужна во все возрастающих количествах. Да, нам нужна продукция высокого качества, но нам, наконец, надо научиться считать, какой ценой дается эта продукция.

Одна из главных характерных черт высокого профессионализма — четкое понимание, как надо выполнить работу, умение ее выполнить, выполнить качественно, быстро, экономично. И здесь в технологии нашего производства такие допуски и припуски, что перед ними бледнеют явные, гулливеровские приписки. Если производству безразлично, какой ценой дается выполнение задания, безразличие это как бы ничейное — оно оборачивается абсолютно конкретным безразличием каждого отдельного работника на своем месте. И когда годами человеку безразлично, сколько времени он проковырялся над элементарной деталью, а каждая новая, естественно, более сложная, не просто пугает его, а заставляет работать приблизительно, по старинке, тогда умирает мастерство. Он не может жить в атмосфере, в которой стимулы совершенствования, постоянного, трудного, настойчивого, не витают в воздухе, не становятся жизненной необходимостью. Причем не просто декларированной на производственном или профсоюзном собрании, а превращенной в нечто осязаемое, категорию социальную.

Мастерство — это хозяйствование. Мастер не может не быть хозяином. Мы так привыкли к словам популярной песни: «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей». Необъятность страны и впрямь завораживает. Быть хозяином Родины в целом легко — это обеспечено статьями Советской Конституции. А вот каково быть хозяином на своем рабочем месте? Оказывается, куда труднее. Оставаться хозяином завтра, послезавтра. В каждом своем поступке, в каждом своем рабочем жесте. И так долгую трудовую жизнь... Просто ли? Думаю, нет. Но убежден, хозяйствовать по-хозяйски необходимо.

Бригадир московских строителей, чей труд помог воздвигнуть один из красивейших районов столицы — Крылатское, Владимир Терентьевич Кругляк — строитель высочайшей профессиональной квалификации. Его трудовой день насыщен до предела. Он ни минуты не остается без дела. Иду по стройке и слышу: «Тут был... Тут... И там...» Кругляк сам смеется: «Фамилия такая — Кругляк! Вот и катаюсь с этажа на этаж!» Но за шуткой — суть натуры. Идет, обязательно поставит, что упало, поднимет, что кем-то забыто... И все без крика, без команд, только своим примером, своим трудом.

Однажды простенок с окном привезли бракованный. Косой простенок. Рукой контролера написано по нему броско: «Брак!» Плевать, кажется, бригадиру, что делали многотонную плиту, что везли издалека. Привезут новую. Но Кругляк думает, по собственному только почину соображает и вот пристраивает плиту в боковой отвод, прикинув, что здесь брак не скажется и будет незаметен. И дело сделано, и деньги государственные сэкономлены. Тихо, без крика. Что Кругляк хозяин истинный, разумный, видно хотя бы по тому, как разложены вокруг здания будущей школы строительные материалы: экономно, сподручно. Отовсюду подойдешь, все, что надо, возьмешь. И в этом тоже мастерство. Вон рядом, на соседнем объекте, черт ногу сломит, пока через дебри панелей к стройке доберется.