Маршал Тухачевский: «Воспитать в себе бойца»

— Он тогда заехал к нам только надень. Вернее, не заехал, а зашел: ямщик смог довезти его лишь до деревни Варварки, и последние семь-восемь километров Миша добирался пешком, перепрыгивая с льдины на льдину, преодолевая уже тронувшуюся реку. На нем не было сухой нитки, но зато каким счастьем светились глаза!... Радостно возбужденный, поведал, что стал большевиком, что занят организацией новой армии, что твердо решил связать с ней свою судьбу...

Свидетельствует Николай Николаевич Кулябко:

«...Во Всероссийское бюро военных комиссаров подбирались тогда кадры для так называемой Западной завесы. Она должна была прикрыть центр России на случай, если германские империалисты нарушат Брестский мир. По моему предложению Тухачевский был назначен военкомом Московского района Западной завесы. А когда на Волге вспыхнул мятеж белочехов, я имел случай доложить о Тухачевском Ленину. Владимир Ильич очень заинтересовался им и попросил привести «поручика-коммуниста...»

Ленин подробно расспросил молодого собеседника, при каких обстоятельствах тот бежал из немецкого плена и как смотрит на строительство новой, социалистической армии. Видимо, его мысли вызывали интерес: скоро вчерашний поручик получил назначение на пост командующего 1-й Революционной армией Восточного фронта. Ему предоставили возможность самому осуществить идею, высказанную Владимиру Ильичу: свести разрозненные отряды в регулярные соединения.

Ситуация, в которой сразу же оказался двадцатипятилетний командарм, была чрезвычайно сложной. Во главе Восточного фронта стоял откровенный авантюрист Муравьев, в прошлом подполковник старой армии, замысливший теперь измену. Разлагая воинские части, поощряя пьянство, неподчинение командирам, он стремился лишить командарма-1 всякой инициативы. Однако жестко предписанный Муравьевым план наступления на Самару, где в то время концентрировались главные силы белогвардейцев, Тухачевский счел сумасшедшим, решил внести свои коррективы. Разгорался конфликт.

«...Совершенно невозможно так стеснять мою самостоятельность, как это делаете вы, — пишет он Муравьеву со станции Симбирск. — Мне лучше видно на месте, как надо дело делать. Давайте мне задачи, и они будут исполнены, но не давайте рецептов — это невыносимо. Неужели всемирная военная история еще недостаточно это доказала?! ...Думаю, что нам необходимо свидеться...».

Встреча состоялась, но уже при совсем особых обстоятельствах. Возбужденный вспыхнувшим в Москве левоэсеровским мятежом, Муравьев тоже решил попытать счастья. Причем был уверен: недавний поручик лейб-гвардии Семеновского полка его поддержит. Однако в ответ на свое «программное» заявление («Я поднимаю знамя восстания, заключаю мир с чехословаками и объявляю войну Германии») авантюрист услыхал: «Предатель!». Отдав приказ расстрелять Тухачевского, Муравьев отправился «осаждать» Симбирский Совет. Считая командующего фронтом старым «советским воякой», красноармейцы были явно сбиты с толку: почему они должны расстреливать этого молодого командира? Кто-то поинтересовался:

— За что вы арестованы?

— За то, что большевик.

— Да ведь мы тоже большевики.

— Если вы большевики, то знайте, что Муравьев изменил Советской власти...

Из зала заседаний Симбирского Совета живым Муравьев не вышел. Его сторонники были разоружены. Но, увы, доверие к военспецам пошатнулось здорово. Среди красноармейцев вновь вспыхнуло подозрение в измене всех бывших «золотопогонников». И вот ложные слухи о «предательстве», паника, отступление без боя. Так был сдан Симбирск...

Командарм Тухачевский вернет потом и Симбирск, и Сызрань, и Самару... И возглавит 8-ю армию Южного фронта.

На юге его армии была поставлена задача: освободить от генерала Краснова верхнедонские станицы. В упорных сражениях одна за другой становились нашими и Казанская, и Мигулинская, и Вешенская... Еще на Восточном фронте наметилась такая характерная черта Тухачевского: учитывая недостаточную военную подготовку многих командиров, указания им старался давать конкретные, а не общие, но личной инициативы при этом отнюдь не стеснял. Подобный стиль руководства проявился и здесь. Так, 11 февраля телеграфировал начдиву М. Я. Лацису:

«Поздравляю с неожиданными сверхуспехами. Приказом №5 на Вас возложена задача, которая решит участь всего фронта, — взрыв железной дороги и телеграфа. Напоминаю правила кавалерийского набега: 1) бесконечно смелый начальник и подчиненные; 2) отряд подвижен и не слишком велик. Исполнение стремительное».

Что ж, приказ начдив выполнил с блеском: организовал отборный отряд кавалеристов, который ночью, по бездорожью обходя населенные пункты, совершил смелый рейд, разбил на одной станции телеграф и взорвал в пяти местах железнодорожное полотно, прервав путь эшелонам белых из Царицына... Снова перечитываю эту телеграмму, начинающуюся так нестандартно, так по-человечески тепло: «Поздравляю с неожиданными сверхуспехами...» Невольно ощущаю, как радостно было тогда на душе Лациса, как хотелось получше сделать дело... Да, в этом тоже был стиль командарма Тухачевского! Не случайно, судя по сохранившимся записям, все его переговоры по прямому проводу начинались неизменным «здравствуйте» и заканчивались столь же неизменным «всего доброго»...

Еще раньше, на Восточном фронте, Тухачевский подчеркивал, что главное для командира — хладнокровное руководство боем, и часто по этому поводу вспоминал слова Суворова: «Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его». Спустя годы бывший член Реввоенсовета 1-й армии Валериан Владимирович Куйбышев так коротко сформулирует суть самых первых успехов молодого командарма: «Тухачевский на фоне партизанщины был уже, по существу, представителем нового периода в истории армии...». И теперь, весной 1919-го, снова оказавшись на Восточном, уже во главе 5-й армии, на главном направлении фронта, действующего против Колчака, Михаил Николаевич стремительно совершенствовал свое полководческое мастерство.

Здесь началась его боевая и человеческая дружба с М. В. Фрунзе. Здесь Тухачевский еще больше уверовал в справедливость сформулированного им принципа: для того, чтобы понимать характер и формы гражданской войны, необходимо причины и сущность этой войны сознавать, то есть знать основы марксизма, понимать классовую борьбу, неизбежность диктатуры пролетариата. В 5-й армии весь комсостав был коммунистическим. Да, коммунисты шли в атаку самыми первыми — когда враг бежал от Бугуруслана и Бугульмы; и когда после беспримерного перехода (чтобы выйти в тыл противнику, сто двадцать километров проследовали ускоренным маршем через горные перевалы, неся орудия на руках) разгромили Уральский корпус колчаковцев и еще две дивизии; и когда освобождали Златоуст и Челябинск... В конце июля бойцы рапортовали Ленину:

«Дорогой товарищ и испытанный верный наш вождь! Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идем теперь в Сибирь».

Орден Красного Знамени засветился на груди командарма. Как гласил приказ: «...Огромный успех, достигнутый армией, является результатом, главным образом, талантливо созданного тов. Тухачевским плана операции, который твердо проведен им в жизнь».