Быть может, не прав Альбер, считающий отца не хозяином, но рабом золота? Быть может, эта чудовищная для других страсть дает хотя бы самому барону сознание свободы и могущества? Но уже в момент отпирания сундука проскальзывает в старом рыцаре нечто рабское, трусливое, какой - то трепетный страх, смешанный со сладострастием («...приятно и страшно вместе...»).

И мы уже не верим величию барона. Могуществом обладает золото, но не его хозяин. После двустишия, являющегося высшей, кульминационной точкой, апофеозом торжества:

«Послушна мне, сильна

моя держава;

В ней счастье, в ней

честь моя и слава,.», - после этого двустишия, выделенного рифмой из общего строя белых стихов, начинается спад волны, отлив, обнаруживается подлинная сущность, рабская природа скупца. С отчаянием и страхом говорит барон о наследнике, который расточит его богатство. Сокровища, накопленные ценою злодейств и самоограничения, ценою убийств и нравственного самоубийства, после смерти старого рыцаря растекутся по белу свету. «Труды» скупого бессмысленны. «Дело» его жизни никому не нужно, да и не может быть нужно это чудовищное, призрачное дело. Ужасная страсть, поглотившая столько «крови и пота», бессмысленна, предельно эгоистична, она исказила жизнь и душу самого барона.

А душа эта, несомненно, была сильной. Отзвуки былой силы и благородства еще ощутимы в облике барона, они слышатся в начале разговоров его с герцогом. О недюжинности его натуры свидетельствует самая сила, накал его ужасной страсти. Эта страсть, порожденная крайним эгоизмом, одиночеством, изуродовала, обессилила некогда могучего рыцаря. Скупость отца коверкает душу доброго и благородного Альбера. «Ужасный век, ужасные сердца», - этими горькими и обобщающими словами заключает Пушкин первую из своих «маленьких трагедий».

Барон в «Скупом рыцаре» - раб своей страсти. Рабом является и Сальери, герой второй трагедии Пушкина, хотя страсть Сальери, на первый взгляд, благородна и дело его - как будто не призрачное дело.

Что, казалось бы, общего между скупцом - маньяком и талантливым музыкантом Сальери? А между тем в самоотречении, в горделивости и надменности отречения Сальери от радостей жизни невольно усматриваем мы черты сходства его со старым бароном.

«Кто знает, сколько горьких воздержаний,

Обузданных страстей, тяжелых дум,

Дневных забот, ночей бессонных мне

Все это стоило?»

восклицает скупой рыцарь при виде своих сокровищ.

Почти то же говорит Сальери, повествуя о своей преданности музыке:

«Отверг я рано праздные забавы;

Науки, чуждые музыке, были

Постылы мне; упрямо и надменно

От них отрекся я и предался

Одной музыке...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.