— Да, щедрый, потому что этого нам все равно никто не разрешит. Как и сколько платить людям в системе военно-феодального уклада, прерогатива высшего начальства, а не заказчика. Так вот, если в стране произойдут наконец ожидаемые радикальные изменения в экономической, правовой и культурной сферах, рухнет привычная сталинская шпиономания, а с нею и самый устойчивый в народе миф о «границе на замке», тогда можно надеяться на то, что режиссерам наконец развяжут руки с точки зрения коммерции. Между прочим, большинство советских людей по сию пору продолжает верить, что на той стороне вспаханной пограничной полосы ежевечерне собираются полчища коварных диверсантов на копытах и мотоциклах, чтобы с наступлением темноты проникнуть в наши колхозы, совхозы, отделения Агропрома и промышленные предприятия. Спрашивается: зачем? Цель — подлая. За счет вредительства снизить нашу производительность труда. Хотят изо всех сил навредить, не понимая своим капиталистическим умом, что цель эта недостижимая. Нашу производительность уже не снизишь, как ни старайся.

Начальство в последнее время (в том числе театральное, что совсем смешно) упрекает режиссеров в коммерциализации, то есть в умении коммерчески мыслить. Это явная и грубая лесть. За нами такого не числится. Здоровое, трезвое, экономически обоснованное мышление лишь поставлено на повестку дня, все остальное — эмоции обессиленного цензурного аппарата, который, подавив рычание, прикинулся улыбчивым другом творческой интеллигенции. Надеюсь ли я хотя бы на частичную коммерциализацию нашего кинематографа и театра? Иными словами, надеюсь ли я, что новые произведения советского искусства будут обладать не ритуальной значимостью, но товарной ценностью? Боюсь надеяться, но хочу. И даже иногда надеюсь. И, кстати, хочу воздать должное «Ворам в законе» Юрия Кары и Фазиля Искандера.

Конструируя остросюжетную структуру, он не привносит в нее осточертевшую нам среднестатистическую психологизацию, не разбавляет «закрученный» сюжет набившими оскомину инородно-бытовыми зарисовками. Дескать, снимаю детектив, но художник я настолько глубокий, что погоня и фантастическое напряжение мне радости не доставляют. Мне дороже, дескать, если жена спросит: «Ты будешь ужинать?» А муж не ответит, сощурится, как сушеная груша, и начнется долгая панорама на дымку заснеженного леса, а за ней — переброска фокуса на подмоченную скатерть, а она такая старая, домотканая, еще с гражданской войны. Дед был кавалеристом. Поэтому и слышится порой далекое призывное ржание: «Не ошибися, сынок, судьбами людей играешься!» И тут сразу снег-снег-снег... И все на пальмы — на пальмы — на пальмы... с огоньком в перезасветке, но с недопечаткой...

— А если бы вы были независимым руководителем большого творческого объединения, ну... как на Западе, например, — без согласований, проволочек, отчетов и т. д.

Ответил живо:

— Будь я руководителем кинообъединения, например, я бы не задумываясь дал Юрию Каре деньги под его следующий замысел. И денег бы дал много. Но пришел бы ко мне Юлий Карасик, самый обаятельный и любимый мною человек на «Мосфильме», с предложением экранизировать «На дне» Горького — я заплакал бы вместе с ним, но денег не дал. Есть идеи, которые я бы финансировал лишь в случае инициативы особо одаренных, точнее, сверходаренных режиссеров. А будут ли в нашей жизни такие разумные, обаятельные и преуспевающие продюсеры, как я? Будут! Один уже есть. Сергей Соловьев. Его «Ассу» не полюбил. Но отдаю должное его организаторскому дару, творческому горению и просветленному сознанию.

— Вы говорите о кино, а это — производство. Для театра нужны, по-видимому, какие-то другие модели и принципы. Относительно театра вы же сами как-то сказали, что иногда необязательно ставить спектакли, можно их только предрекать...

Он промолчал, как бы давая понять, что согласен и что устал.

Из книги М.Захарова, которая сейчас пишется

...Всю жизнь я бредил футболом и сколько помню себя — всегда гонял надувные или тряпичные мячи в узких и шумных дворах послевоенной Красной Пресни. В те незабвенные годы я часто лазал через забор стадиона «Динамо» смотреть на самых знаменитых людей нашей планеты: Федотова, Боброва, Пономарева, Хомича, Бескова, Леонтьева, Пайчадзе... В 1953 году на краснопресненском стадионе «Красное знамя» (был когда-то такой) я уверенно стоял в воротах сборной ГИТИСа против команды Театра оперетты, производя на всех очень хорошее впечатление. Последний раз я играл полевым игроком в товарищеской встрече вместе с артистами нашего театра во время гастрольной поездки в город Ростов-на-Дону в 1976 году. Это был мой последний футбольный матч. После этого я ушел на заслуженный отдых, несмотря на многочисленные протесты артистов, которые всегда видели во мне прежде всего футболиста. Теперь все свои силы отдаю своему хобби — руковожу театром и иногда ставлю спектакли. Однако я продолжаю любить эту самую драматическую, самую азартную и самую веселую игру на свете, считаю, что она очень близка театральному искусству и дарит людям ни с чем не сравнимые ощущения. Как ни в одном другом спортивном состязании, в футболе заложена какая-то особая, возвышающая душу радость человеческого единения.

Диалоги в лицах

...Какое-то время мы молчали, размышляя каждый о своем и наверняка о разном. Час был поздний. Я вдруг поймал себя на том, что в эту затянувшуюся «минуту молчания» уже долго смотрю на красивый плакат с надписью «Юнона и Авось» на французском.

— Марк Анатольевич?..

— Да, да?

Я показал глазами на плакат:

— Насколько знаю, последние зарубежные гастроли вашего театра со спектаклем «Юнона и Авось» проходили в Голландии... А каковы ваши прогнозы развития музыкального спектакля? Давненько вы не удивляли мир шумным музыкальным зрелищем.

— Да возраст уж, знаете... к тому же народный депутат... Нет, если серьезно, то я думаю о постановке, связанной с именем Мусоргского. Хотелось бы уйти от зрительского прогноза, привлечь новые идеи, новые принципы сценического мышления применительно к музыке.

Когда я был в США, то наблюдал, как в музыкальном центре Юджина О'Нила формировались проекты музыкальных спектаклей. Надо сказать, меня несколько обескуражило само производство музыкальной продукции. Это скорее технологический, нежели творческий процесс. Берется сюжет, и как бы из готовых «музыкальных блоков» выстраивается спектакль. За одну-две недели. Мне все же кажется, что хорошее искусство возникает там, где есть боль, и эта боль повисает над страной, над нацией. В Голландии, где мы гастролировали, все вроде бы в порядке, но в социальных программах, которые находятся на очень высоком уровне реализации, театру не хватает места. Как можно тише я спросил: — Вам не понравилось в Голландии?..

— Мне понравилось в Голландии. Очень. Но я, например, понимаю, почему «Сто лет одиночества» появилось не в Голландии, а в маленьком городке Колумбии, на родине Маркеса. По-видимому, искусство все-таки рождается в каких-то «вулканических» зонах...

— Мусоргский, конечно, не Рыбников...

— Я понял.

— Так ведь...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.