- Очевидно Вани нет дома? - спросила Протасова.
- И не говорите, - сразу затужила хозяйка. - Как только ударился он в это пьянство, так совсем перестал и домой показываться. Я уж вчера было на завод к вам поехала, хотела заявление в контору подать, чтоб жалованье ему на руки не выдавали. А то он пропивает все, а мне ведь кроме него жить не на что... Но на перекрестке сгрудились трамваи, простояли долго, и я опоздала в контору попасть.
- Можете передать мне, - предложила Протасова, - у нас многие жены рабочих подавали такие заявления. Рабочие, правда, страшно ругаются и спорят по этому поводу. Уверяют, что мы якобы не имеем права распоряжаться жалованьем и наша, дескать, обязанность выдать жалованье, принять работу, а до остального нет никакого дела. Приходится лавировать и так и эдак, - продолжает Протасова. - И с вашим сыном обязательно это нужно испробовать.
- А больше ничего и делать не остается, - грустно качает головой мать. - Дошел он у меня как есть до самой последней черты: ниже этого никак нельзя опуститься. Не сын стал он мне из - за этой проклятой водки, а горькая чаша, страдание неизбывное мое! Напивается изо дня в день, никакого череду признавать не желает. Домой приходит - ругается, ломает что под руки подвернется. А бывало степеннее его по всей улице не было. Со стороны завидовали...
- А почему, вы думаете, запил он? - опросила ее Протасова.
- А это надо; милая, вас опросить, - проговорила с болью хозяйка. - У вас он там все время находился, домой только поспать да переодеться приходил. Вы там его загружали делами, вам и знать лучше, чем мне. Ведь вся Ванина жизнь на вашей на фабрике была.
- Ну все - таки, вы окажите!
- Говорю вам: не знаю я, - снова потужила хозяйка. - Со мной он о работе своей мало советовался, да и чего я могу ему путного сказать. Он за книгами следит, за газетами по школам да по курсам разным учился, на собраниях на ваших, и везде он был. А я ведь ничего не знаю, мало очень учена я. Помню только под конец очень он на нервы жаловался. И правда, характер был никуда, не угодишь, бывало. Я ему пыталась советовать отпроситься у вас в санаторий для отдыха и лечения, а он и слушать об этом не захотел. «Какой, говорит, я больной! Да и работу на кого я могу оставить?» А потом вдруг приходит пьяный да и свихнулся с того, покатился под гору. Пошел и пошел пить. Сначала все ругался, что ответственную работу дали кому - то, а не ему. В роде как обидно что - ли ему сделалось.....
- Это он, вероятно, о Потапе говорил, - сказал Кондратьев. - Помните, мы его назначили руководить производственными ячейками. Чечеткин был против этого выбора. Потом и вправду оказалось, что назначенный Потапов не справился с работой...
- Нет, просто мы чересчур навалились на парня, - ответила Протасова. - Слишком велик груз наложили и не сняли во - время, а заставили везти без передышки. А раз до такой степени он размочалил нервы, все равно и без Потапова к чему - нибудь придрался бы.
Долго еще говорили приехавшие о Ваньке Чечеткине, и хозяйка рассказывала им все, что знала про сына.
Дня через два комсомольская ячейка устроила на фабрике общественно - показательный суд над Чечеткиным. Суд, самый настоящий - с судьями, прокурором, защитником и свидетелями, серьезно и пытливо разбирался в чрезвычайно сложном, больном вопросе.
Прокурор - общественный обвинитель - резко и горячо подчеркнул весь вред, приносимый пьянством в обстановке советского культурного и экономического подъема.
- Пьянство - величайшее зло, - говорил он в огромной аудитории клуба перед всеми собравшимися рабочими, - зло, с которым неотложно предстоит бороться и бороться решительно и беспощадно. Без уничтожения этого зла мы не сможем положительно разрешить те огромные задачи, которые стоят перед пролетариатом - хозяином Советской республики. Эта борьба должна вестись на всех фронтах и особенно и в первую голову - по линии рабочего быта. Тяжелыми последствиями пьянства являются: ухудшение качества вырабатываемой продукции, падение производительности труда, падение трудовой дисциплины, хулиганство, драки, убийства, ухудшение материального благополучия рабочих.
Конкретных носителей этого зла мы должны судить беспощадно, судить строго. Этого требует та ответственная историческая миссия, которая лежит на освобожденном пролетариате нашей страны.
Защитник Чечеткина, соглашаясь вполне и целиком со взглядом прокурора на пьянство, вскрыл те обстоятельства, в которых неповинен подсудимый.
- Товарищи! если мы посмотрим вокруг себя и на самих себя, - говорил защитник, - мы увидим со всей отчетливостью довольно невеселую картину. Что сделала наша фабричная общественность в борьбе с пьянством? Мало! У нас нет даже ячейки общества по борьбе с алкоголизмом, где бы велась систематическая работа, объединяя вокруг себя все единичные энергические попытки пресечь пьянку. Этих ячеек нет и на большинстве здешних заводов и фабрик. Дальше: мы, обвиняя Чечеткина, ясно представляем себе его вину, но ни администрация, ни фабком ведь так и не добились закрытия пивных поблизости с фабрикой. Кроме того, вся культурно - просветительная клубная работа у нас слаба. Она не в состоянии захватить целиком рабочих и ведется вяло или очень неумело, не приноравливаясь к запросам рабочих. И вот, учитывая все это, мы должны перенести вину с подсудимого на ту обстановку, в которой обвиняемый дошел до данного состояния.
Однако, после речи защитника и показаний свидетелей о сугубо тяжких преступлениях Чечеткина в цехе, в клубе, на улице - стали поступать строгие заявления от аудитории:
- Исключить из комсомола!
- Уволить с работы!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Дискуссия читателей
От советской гавани до Хабаровска. Продолжение