Я за джаз.
И вот ПОЧЕМУ...
... Летний вечер. Наступает пора отдыха, пора музыки. И все чаще и чаще с ярких афиш на вас смотрит веселое слово «джаз».
Наша молодежь любит джаз. Она любит его легко запоминающиеся мелодии, его стремительные ритмы. Она любит джаз потому, что с ним весело, с ним приходят танцы. А ведь молодость и танцы неразделимы.
Джаз близок молодежи по своему «характеру». Впрочем, он и сам еще довольно молод.
Сорок пять лет назад появились фокстроты и чарльстоны. Вместе с ними появились и новые музыкальные ансамбли. Новое было вовсе не в составах, даже не в подборе инструментов, а в способе и манере исполнения. Новое было в том, что в основу образного интонационно-ритмического строя легли песнопения американских негров — «спиричуэлс», рабочие песни плантаций, блюзы.
Затем джаз взял на вооружение бразильскую самбу, аргентинское танго, кубинскую румбу. И джазовая музыка, основанная на народных мелодиях, завоевала любовь во всем мире... Миллионы людей в западном и восточном полушариях полюбили джаз за ослепительное разнообразие его ритмов, за его подвижные, словно ртуть, танцы.
Бережно сохраняя народную негритянскую мелодическую основу, Вильям Хэнди создал свои знаменитые и по сей день «Сен-Луи-блюз» и «Мемфис-блюз». Джордж Гершвин обогатил мир новым понятием — «симфонический джаз». А в Советском Союзе Исаак Дунаевский, используя песенную и танцевальную мелодику и ритмику народов нашей страны, создал блистательные произведения джазовой музыки, которые и сегодня близки и понятны миллионам.
Вот поэтому и я «голосую» за джаз.
Но у джаза, как, пожалуй, ни у какого другого вида искусства, очень сложная биография: у него светлое, веселое лицо и черная, грязная изнанка.
Кто виноват в этом? Кто виноват, что джаз, рожденный для того, чтобы нести людям радость, докатился на Западе до «роков»? Ответ на эти вопросы не очень сложен. Те самые круги, что йомышляют о мировой экспансии и господстве, решили принять на вооружение и джаз. Он попал под эгиду «власть имущих». Поступив в услужение к доллару, джаз потерял свои связи с искусством.
В условиях капитализма слово «коммерция» обязательно связано с масштабом и индустрией. Не удивительно, что в Америке появилась и «музыкальная индустрия». Искусство уподобили алкогольному «ершу». «Джазовые коктейли» начали появляться тысячами. Ими стали «спаивать» американцев, их стали экспортировать в Европу.
«Уиллис Коновер, комментатор музыкальных передач «Голоса Америки», писал на страницах одной из американских газет: «Джаз воздействует на иностранных слушателей... путем отождествления с Америкой и с тем, что она собой представляет. Его структура параллельна социально-политической схеме Америки: индивидуальная свобода в рамках группового сотрудничества».
Мы отлично знаем, что означает свобода под эгидой «комиссии по расследованию антиамериканской деятельности». Мы знаем, что такое «групповое сотрудничество» в рамках НАТО. Мы знаем, какую «социально-политическую схему» несут американские империалисты народам Латинской Америки, Африки и Азии.
Музыка, как и любой другой вид искусства, немыслима вне политики, вне идеологии. Признание Коновера как нельзя лучше обнажает идеологическую сущность «коммерческого» джаза.
Передо мной письмо некоего Игоря Завьялова. С гордостью, достойной лучшего применения, он сообщает: «Я с увлечением занимаюсь сбором веселых «роков» и «хула» без вреда для себя и буду этим заниматься, даже если придется пойти за ними в гостиницу к иностранцу».
В данном случае письмо взволновало меня не столько тем, какими «способами» будет добывать И. Завьялов сегодня «веселые роки», а завтра — старые купальные трусики или штопаные носки с этикеткой «Made in USA»! Разговор на эту тему — особый разговор. Но вот о самих «роках» и «хула», об их «безвредности» стоит сейчас поговорить.
Нет сомнения, что автор письма считает себя любителем джаза... Но невдомек ему, что его любимые «роки» имеют к подлинному джазу такое же отношение, как рыночная олеография к настоящей живописи и народному искусству. Ведь сравнение «роков» и «хула», скажем, с «Сен-Луи-блюзом» может вестись разве что по принципу: «В огороде — бузина, а в Киеве — дядька».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.