Вор был человек воспитанный, с деликатным характером. Прежде чем влезть в окно, он не спеша потер подошвы о скобу на крыльце: чтобы не наследить, а не потому, что боялся оставить улики. Когда перемахнул через подоконник, закрыл створки, чтобы не болтались на ветру. Видно, он очень уважал тех, к кому проник поздней ночью не самым прямым путем, уважал и отменно знал, что где расположено.

В белой тумбочке под салфеткой нашарил маленький ключ, открыл им белый же шкаф. Достал оттуда звякнувшее колечко с ключами, одним из них отпер дверь в соседнюю комнату все с такой же белой мебелью. Даже ящики на полке, глубокие, открытые сверху, похожие на библиотечные каталоги, только крупнее, были выкрашены в белое. Впрочем, все это было белым днем, а сейчас вещи ядовито светились синим, пугали своей ясностью.

В ящиках, тесно сжатые, стояли плотные листы бумаги. Вор занялся ими, хотя мог бы отворить письменный стол, в котором -он знал это — лежали деньги.

Он был очень предусмотрителен, этот вор. Взял с собой купленный специально для этой ночи электрический фонарик. Вор посветил себе, торопливо отыскивая нужную карточку.

Тут ему изменила осторожность. Видно, кто-то заметил свет, может быть, из угловой части здания. По коридору, намеренно шумно ступая, шли люди. Знающий все об этом доме, вор легко определил, что это две нехрабрые женщины, обе в тапочках, одна полная и немолодая, другая — юная и легкая. Женщины старались производить как можно больше грохота. Погремели ключом, толкнули со стуком дверь в первую комнату.

— Кто здесь? — крикнул кто-то из них неестественно высоким голосом. И сразу вспыхнула люстра. Она бросила желтую полосу под прикрытую дверь во вторую комнату.

Вор едва успел спрятаться за вешалкой. Закрылся белыми халатами, которые ночью казались синими, и застыл. В другую комнату не зашли.

— Вечно тебе что-нибудь чудится, — ворчливо упрекал тот же, ставший уже спокойным голос. Обладательница его хотела, видимо, уверить, что она ничуть не испугалась.

Женщины находились в соседнем помещении, но каждое движение слышалось так отчетливо, что можно было точно представить, что они там делают.

— Прикрой хорошенько, — распорядился тот же голос и почти сразу же глухо стукнул оконный шпингалет. — Сколько раз говорила, когда уходите — все запирайте! Вечно забывают.

Это она ругала кого-то другого. А после паузы рассуждала вслух, и стало ясно, что она сомневалась до последнего мгновения:

— А если бы влез в окно, то обязательно следы остались бы. На улице грязь такая, дождь, а паркет чистенький...

Вора спасло его хорошее воспитание. Потом погасла желтая полоска под дверью, щелкнул замок, растворились ставшие менее твердыми шаги в коридоре. Опять пришла тишина. Только теперь, все еще хоронясь за халатами, вор открыл, что она не очень тихая, эта тишина. Где-то отвернули кран, урчала вода, суетливо семенили часы. На втором этаже кто-то ходил, порою торопливо, чуть не бегом, а иногда сквозь стены пробивался сиплый ребячий плач.

Теперь вор стал осторожней. Он закрыл фонарь ладонью и, чуть приподнимая палец, пускал узкий лучик, а другой рукой перебирал карточки. Фонарь вдруг разом осветил комнату. Вор, забыв об осторожности, бросил его, обеими руками вытащил плотный лист и поднес его к светящемуся на полке глазку. «Поздняков Геннадий Петрович-три года», — прочел он и, что-то свалив, потянулся к следующей карточке.

Он стоял спиной к окну, подняв локти, немного сутулясь, склонив голову вперед, и, забыв обо всем, читал: «Позднякова Татьяна Петровна, один год. Усынов. Матвеев А. В. и Матвеева С. Н., Одесса, улица Карла Маркса, дом...» Вор перечитывал снова и снова. Если бы сейчас опять загремели шаги храбрящихся женщин, зашумел ключ, зажегся свет, он ничего не услышал бы, не вздрогнул...

Утром пожилая нянечка, сдав дела сменщице, зашла в канцелярию скинуть халат. Очень удивилась, обнаружив на полке тускло горящий карманный фонарик. Решительно подошла к окну, испугалась, увидя, что окно прикрыто, но не заперто, хотя ночью — она точно помнила — его закрыли вверху и внизу на шпингалет.

Но все было цело: деньги — их пересчитал кассир, которого нянечка, тревожась, дождалась; в порядке висели халаты. Остался на месте телевизор. Даже настольные часы, которые можно положить в карман, как ни в чем не бывало продолжали невнятно стрекотать. Странный, очень странный вор побывал в Доме ребенка, в Замоскворечье.

А между тем его тут знали все. И лучше других- немолодая, тучная нянечка. Семнадцать лет назад, когда еще шла война и когда она была очень худой, ночью с вокзала привезли двух ребятишек, брата и сестренку. В дороге умерла их мать, видно, возвращавшаяся из эвакуации. Полусонным ребятишкам не было до этого никакого дела. Их отнесли на второй этаж, и они тут же заснули.

Ребята пожили здесь недолго. Сначала уехала сестра. Меньших всегда брали охотнее: будущие родители больше воего тревожились, что дети будут помнить своих прежних мам и пап. Труднее было с мальчишкой, но все же и его взяли, кажется, в неплохие руки. У женщины, немолодой вдовы, умер ребенок, тоже Геннадий, правда, шестилетний, а этому Геннадию было три. Она уносила малыша, целовала его в висок и все сомневалась:

— Забудет?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.