Липы

— А почему вы плакали, Оля?

— Я?!

Она так искренне изумилась, что я и сам на мгновение усомнился: а плакала ли? Но я же видел своими глазами:

— Плакала потому, что меня сегодня не приняли в институт.

— То есть как?

— Да так. Пять лет, назад окончила педучилище. Имею право без экзаменов поступить учиться на заочное отделение пединститута. Разумеется, при положительных характеристиках и после предварительного собеседования. Так вот, сегодня как раз и было собеседование.

— Ну и что? Не прошли собеседование?

— А куда ж мне пройти: вы же видите — ни в одну дверь не прохожу, — засмеялась она.

— Что же у вас спрашивали?

— А ничего не спрашивали. Председатель приемной комиссии как увидал меня, так и замахал руками: беременных не берем!

Она так уморительно изобразила, как председатель комиссии, видимо, вполне положительный, аккуратный; привыкший к приличным, аккуратным формам старичок, панически замахал маленькими бесполыми ручками при виде этого уже хорошо вспучившегося, выходящего, выламывающегося из рамок живота, въехавшего в дверь, предваряя самое абитуриентку. Так уморительно, что и мне не оставалось ничего другого, как рассмеяться.

— Положение у них такое: беременных не брать, чтобы не было потом канители с академическими отпусками и прочим. Я ему: да я, мол, не буду просить академический отпуск, я так, без отрыва рожу. А он еще больше замахал, как будто я прямо сейчас, в кабинете и разрешусь. У них положение, а меня вся деревня провожала, все мои бабки к автобусу вышли. Мне теперь и встречаться с ними стыдно. Приехала и задами, огородами домой. Что сказать? Не приняли, потому что беременная? Какой дурак в это поверит? Раз не приняли, значит, дура дурой, а мы-то, скажут, за умную ее держали. Не приняли — значит, не положено принимать из Белой. Они-то вбили себе в голову, что раз будет в деревне свой учитель с высшим образованием, раз будут его учить, пусть хотя бы и заочно, значит, не закроют школу в Белой. А раз так — и деревне переводу не будет. А не приняли, значит, все-таки крышка Белой. Поневоле заплачешь.

Заканчивала рассказ уже на другой, грустной ноте, но в самом конце все-таки не выдержала, прыснула:

— Почему, когда еще присылали документы, не указали в них, что вы беременны?

А я:

— Да там графы такой нету! И потом это ж дело наживное: сегодня беременная, а завтра, глядишь, надуло. Ну, он совсем чуть со стула не сковырнулся. Да она, говорит, еще и грубиянка!

Съемки давно закончились, а снимали передачу о том, как в области организован сельский досуг, и, признаться, «культурный десант» в Белую был организован с учетом передачи. И в данном случае Белую выбрали именно потому, что она была самой дальней, самой глубинной. Выбрали в качестве символа: вот-де как поставлено дело — даже такие дальние углы не обойдены заботой о досуге. «И потом, как сказали нам в райцентре, не только самая дальняя, но еще и самая интересная...»

Уж не заметками ли в райгазете руководствовались!

Съемка закончилась, деревня потчевала артистов, работников районной торговли и Центрального телевидения домашним квасом, за мной уже прибегали посыльные — пора в обратный путь. Дом был показан мне до последних закоулков — туда, куда и впрямь не могла проникнуть, протиснуться хозяйка, меня сопровождал ее малыш. Малыш впереди, я посередине, замыкающей овчарка Пальма. И царская пятирублевка была продемонстрирована и на вид и на ощупь. И «чеховская тетрадь» прочитана от корки до корки. И маленький человечек — от его матери я узнал, что он вполне сносно играет в подкидного, от дедов научился: с кем поведешься, от того и наберешься, — за руку вел меня через деревню к автобусу.