Крутой пласт

Позвонил в горздрав. Может быть, подошла и 134-я очередь? Нет, только сто двенадцатая. Но все равно приятно. Очень приятно, что где-то кому-то стало лучше жить оттого, что ты, лично ты, именно ты помог, побеспокоился, сделал.

Впрочем, таскать камни и тачку с мусором — это не самое трудное. По существу, в комсомольской работе это, наверное, самое простое...

Третий день дождь, холодно, мокро. И настроение что-то | неважное. Началось с того, что ездили на строительство шахты «Горловская-Глубокая» разбираться со снабжением и питанием. В автобусе встретил двух знакомых — Мельникова и Сапунова, они работают проходчиками на «Кочегарке». Только что приехали из Донецка, с футбольного матча. Добирались до Горловки на попутной машине, вымокли под дождем и на чем свет стоит ругали шахтком, администрацию, а заодно и комитет комсомола за то, что им на шахте отказались предоставить автобус для поездки на матч. Сапунов бросил мне:

— Распустил ты своих подчиненных!

В общем, в знак протеста они запили и уехали на три дня «болеть» за любимую команду. Теперь вот возвращаются.

Смотрел я на них, и зло разбирало. Здоровые, сильные, молодые парни, кровь с молоком, одеты с иголочки, шумят, никого не стесняясь, самоуверенные, самодовольные — герои! Неужели мы работаем для таких вот? Неужели для того, чтоб им сладко жилось, который уж год не может использовать отпуск Лида Трофимова? Ради них задерживаются на работе до полуночи Виктор Глазков и Галя Иткина? Для них до хрипоты ругается с прижимистыми замами Лида Коваленкова? Для них все мы — горком, райкомы, актив, работаем зачастую без обеда и мокнем под дождями?

Сегодня, не заезжая в горком, поехал на шахту «Комсомолец»: там должно было состояться бюро. Оказалось, что бюро перенесли, потому что с утра решено провести первые испытания комбайна «Комсомолец». Там, на испытаниях, и комсорг участка Женя Ефименко и многие члены бюро. Полезли с Володей, секретарем бюро, в лаву, отыскали пласт «Соленый». Еще издали увидели россыпь шахтерских лампочек. Подошли ближе: около комбайна конструкторы «Донгипроуглемаша», ребята с завода имени Кирова, главный конструктор комбайна Литвиненко, много горняков. Видно, все волнуются, нервничают. И есть из-за чего нервничать. Этот «Комсомолец» - уникальная машина. Его изготовили во внеурочное время ребята с машиностроительного завода имени Кирова. Работали по вечерам, по воскресеньям, в праздники. Теперь их делегаты горячатся, советуют, но их не очень-то слушают: сейчас решающее слово за шахтерами.

Вдруг все притихли. Литвиненко махнул рукой: «Пошел!» Леша Бочкарев берется за рычаги — пошел!.. Первые глыбы угля грохочут между стойками крепления. Володя смеется, но тут же осекается. Кругом напряженное внимание.

Этот пласт самый трудный в лаве. Крутопадающий, или попросту крутой. Прежний комбайн пришлось убрать: разрушал кровлю, не был рассчитан на пласты такого профиля. Теперь все ждут: если новый комбайн выдержит здесь, лучшего испытания не придумать.

Понемногу подвигаются в Пласт стальные зубья, уголь идет на-гора, уже не так напряжены лица, и люди начинают переговариваться — и вдруг тишина Приходит на смену мерному гулу. Комбайн замер. Короткое совещание у машины. Причина ясна: режущий орган расположен слишком высоко и оставляет в подошве пласта уголь. Нужно углублять «постель» комбайна, а для этого выводить машину на поверхность. «Досада» не то слово, чтобы выразить чувства, которые овладели людьми в этот момент.

Ну что ж — провал. Все вроде бы ясно. Но люди не расходятся, примеряются, обхаживают машину, чешут в затылках.

— Не будем! — говорит наконец Женя Ефименко.

— Что «не будем»?

— Выводить не будем!

И с зубилом подступается к пласту. На него смотрят недоверчиво: сколоть слой угля — это не шутка. Но молоток в руках Жени стучит, стучит, летят брызги угля, откалываются мелкие куски. И когда видно становится, что уже невмоготу ему, за зубило берется механик Василий Сикорский. Рубить неудобно: стреляет в глаза колючая крупка, ручейки воды льются за воротник, молоток срывается на пальцы...

Подходит очередь Володи браться за молоток и зубило, потом моя, потом, замыкая круг, зубило снова возвращается к Жене. Я смотрю на черные лица вокруг. В прыгающем свете «шахтерок» ясны лишь зубы, белки глаз. Шапорев, Бочкарев, Сикорский, Шухмин, незнакомые ребята с машзавода, конструкторы «Углемаша». Это очень здорово: смотреть на людей, занятых общим делом, отдающих этому делу страсть, силы и знания. Я смотрю и думаю о том, что, конечно, их, а не таких, как Мельников и Сапунов, подавляющее большинство в наших шахтах и на наших заводах, и для них, для чудесных наших ребят, работаем мы, для них мы ругаемся с чиновниками и носимся по городу, организовывая самодеятельность, для них мы приходим в горком на час раньше и уходим, когда во многих домах Горловки гаснут огни, для них мы мокнем под дождями и работаем без отпусков. Они стоят этого, они стоят того, чтобы вдвое, втрое больше работать для них, честное слово!

А как же Дима Кучеренко?

Его бригада одна из лучших на своей шахте. Мы работаем и для него, Почему же он нам не верит?

Я еще раз убедился, что таких, как Мельников и Сапунов, жалкие единицы.

Был переполнен зал Дворца культуры имени Ленина, люди теснились в проходах, внимательно слушали и возмущенно гудели в паузах. Шел комсомольский суд над прогульщиками. Они сидели на узкой скамье под кинжальными лучами юпитеров, понурые и молчаливые. Были среди них и Сапунов с Мельниковым. В пятнадцать тысяч тонн не выданного на-гора угля за три месяца обошлись шахте их поездки на матчи, их «болезни» с похмелья, их опоздания на работу.