Конфликт

Кабинет Анастасии Григорьевны был пуст. Неужели она еще не пришла? Часы показывают полвосьмого. Рановато. Но ведь сегодня – 1 июня, сегодня десятиклассники пишут сочинения.

Я поднялась на второй этаж. Может быть, она в кабинете завуча? Журналы и тетради хранятся там.

Не давая себе ни минуты опомниться и боясь раздумать, шагнула в полуоткрытую дверь.

Анастасия Григорьевна, стоя вполоборота ко мне, листала журналы, что-то выписывала в свою тетрадь. Она не заметила меня, и я, перестав дышать, застыла у входа.

Единственный раз попробуй быть объективной, забудь об обидах, поставь себя на ее место – молила я себя. И неожиданно увидела себя ее глазами: сопливой девчонке без диплома подавай среднюю школу.

Будь я на ее месте, может, я тоже остудила бы пыл выскочки, я сказала бы: «Повтори-ка, что первый раз едва получилось. Отработай-ка приемы, методику. Короче, стань сначала профессионалом, а потом чего-то требуй! Дети не кролики, на них нельзя экспериментировать».

Анастасия Григорьевна кажется мне очень большой: крупные плечи, длинные ноги, широкая кость... Но ее крупнота не делает ее безобразной. Скорее наоборот – Анастасия Григорьевна красива. Красиво ее широкоскулое, с некрупными чертами лицо, красива статная фигура. Это если подойти объективно. Особенно хороши у нее волосы – пышные, седые, они падают вокруг лица локонами.

И я тушу в себе неприязнь к ней. Не она: – я виновата в наших несложившихся отношениях, я лезла на рожон, не желая понять ее, не умея разобраться в случившемся. Я видела только то, что она выгнала Лидию Петровну на пенсию, что она не такая, как Лидия Петровна – первый и любимый мой директор. У Лидии Петровны в кабинете жили звери из пластилина, самолеты, корабли, ветряные мельницы, проволочный Дон-Кихот. Кабинет Анастасии Григорьевны гол. У Лидии Петровны в кабинете вечно толпились бывшие ученики разных возрастов... Не надо о Лидии Петровне... Сегодня директор – Анастасия Григорьевна – вот что нужно понять. И еще нужно понять, что ничего требовать у нее я не имею права. Я могу только просить.

Она обернулась наконец ко мне, выпрямилась и... улыбнулась.

Я растерялась. Она никогда не улыбалась мне.

– Вы ко мне? Проходите, садитесь, – голос ее был всегда тих, и сейчас, тоже тихий, он глушил меня своей ласковостью. – Садись. – А сама продолжала стоять, высокая и величественная, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь.

Я нерешительно села. Села и она. Слава богу, она не возвышается больше надо мной.

– Ну, я слушаю, – терпеливо говорит она. А я не знаю, с чего начать. «Умоляю», «прошу» – эти слова не для Анастасии Григорьевны. Ей нужна логика. А логика во всех ее видах и разновидностях не в мою пользу!

И я говорю совсем не то, что надо, отчетливо чувствуя – с этого начинать нельзя.

– Мне Лидия Петровна обещала дать возможность провести один и тот же класс с первого по десятый. – Понимая всю бессмысленность этого заявления, неожиданно для себя я начинаю говорить вовсе не свойственным мне – канцелярским, холодным, но, как мне кажется, вполне логичным языком. – У каждого предприятия всегда есть план. План не может быть выполнен за год и далее за три, если план – масштабный и предполагает строительство города или научного центра. Человек – явление более сложное и неуправляемое, чем строительство, разработанное детально в чертежах. – Я поймала любопытство в серых глазах Анастасии Григорьевны и, воодушевленная, продолжала: – Я попыталась разработать план двойной: создание коллектива и создание личности, которая со временем должна занять свое место в обществе, – дееспособной, нравственно совершенной и профессионально квалифицированной личности. Если вам интересно, я могу изложить некоторые пункты моего плана.

– Песталоцци! Аристотель! Макаренко! – чуть иронично сказала она.

Но я не уловила в ее интонации обычной неприязни ко мне, наоборот, на ее красивом лице читалось внимание и любопытство.

– Так вот, понимаете, три года для осуществления моей задачи – маловато. Сами посудите. Математическое мышление, логический подход к явлениям науки и природы не могут быть воспитаны за годы начальной школы, математика не кончается, наоборот, она становится более глубокой. Это вы знаете без меня. Верно ведь? То же и с формированием личности. Я пыталась научить их работать, развивала в них чувство долга, воспитывала в них чувства гражданственности и братства... Но не каждый же человек сразу меняется. Нужно время...

Анастасия Григорьевна прервала меня:

– Вы извините, пожалуйста, я несколько в неловком положении. Все, что вы гут высказали, чрезвычайно интересно. Только сегодня экзамен, через десять минут придут учителя и дети. – Она говорила тем же тоном, что и я, но теперь я четко ощущала насмешку, иронию и в глазах ее и в интонации. Она раскусила меня! И откинула. Еще до того, как она произнесла, я знала ее приговор. – Не мне одной, директору, отменять приказы администрации. У вас три курса университета всего. Формально я не имею права доверять вам четвертый класс. Но даже если бы с формальной стороны все было в порядке, я бы вам все равно не доверила. – Она встала и ласково улыбнулась мне. – Мне кажется, что у вас не хватает профессионализма. Планы – вещь хорошая. Но ваша практическая деятельность никакого отношения к вашим планам не имеет, она чрезвычайно активна, вредна школе и детям. Она вовсе никаким законам не подчиняется. – Анастасия Григорьевна стояла и смотрела на меня сверху, уже перечеркнув меня, не видя, превратив в одну из фамилий, густо толпящихся в распахнутых перед ней журналах. – Мне кажется, что вы вообще к школе отношения не имеете и профессию эту выбрали зря. Но я не могу отказать вам в первом классе. – Она опять улыбнулась. – Я очень рассчитываю, что мы сумеем исправить сделанное вами за эти годы, – лупит она меня.