Коль слово «честь» забыто…

Ярославским ребятам все же поездку в Иран разрешили: через несколько дней после московского матча со «Спартаком» они в Ярославле сумели обыграть их главного конкурента — минское «Динамо» и тем самым реабилитировали себя в глазах руководства.

Завершился 1977 год. «Спартак» возвращался в высшую лигу. В значительной мере этот успех был обеспечен работой К. Бескова, Н. Старостина и старательной, самоотверженной игрой футболистов. Но, положа руку на сердце, признаем все же определенную «заслугу» и футбольных функционеров, страдавших нравственной дистрофией. Это они комплектовали «судейский отряд особого назначения», содействовавший спасению «Спартака». Это они намекали, приказывали, заискивали, уговаривали арбитров пойти на компромиссы с совестью. Как мы имели возможность убедиться, этот прессинг давал результаты.

Я хорошо знал судей, которым выпало тяжкое бремя спасения «Спартака». Приходилось встречаться с ними и на сборах, и в разных городах, где пересекались наши судейские пути-дороги: в Москве и Алма-Ате, Ленинграде и Львове, Сочи и Ташкенте. Все они были хорошими арбитрами, имевшими большой и жизненный, и спортивный опыт. Почему они так смиренно уступили начальственному прессингу, судить не берусь.

Особенно сожалею о судейской судьбе Александра Бурова, к которой я имел непосредственное отношение. Бывший футболист ленинградского «Динамо», энергичный, подвижный Буров обратил на себя внимание еще в 1971 году на предсезонных сборах в Хосте, которые я возглавлял. По моей рекомендации он уже через два года начал судить матчи 1-й лиги, а в 1976 году состоялся его дебют в высшей лиге.

Тогда же, во время весенних сборов в Сочи, Бурову было поручено судейство кубковой игры московского «Спартака» и казанского «Рубина». Сомнительный пенальти в ворота волжан и явное малодушие арбитра при очевидном нарушении правил спартаковцами в своей штрафной площади решили судьбу матча. «Спартак» победил. Судья получил «двойку».

После матча я высказал Александру свое суждение о проведенной им игре. Он уверял меня, что никаких намерений «помочь «Спартаку» у него не было. Допущенные в игре ошибки Буров признавал, но клялся, что они носили случайный характер. Увы, все, что пришлось наблюдать потом, заставляло усомниться в искренности моего собеседника.

С 1978 года Буров фактически уже не привлекался к судейству. А ему было тогда всего 43 года — еще судить и судить.

Поучительна дальнейшая судьба и других служителей Фемиды, проявивших сомнительную готовность переступить нравственный порог, чтобы угодить начальству. Практически спортивная карьера этих арбитров в 1978 году оборвалась. «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти». Такой вердикт вынесли те же начальники, которые еще вчера толкали судей на отречение от футбола.

Арбитров убрали. Начальники остались руководить футболом...

Шли годы. Свежий ветер перемен всколыхнул страну. Казалось, что футбол, давно ставший заметной частью жизни общества, не сможет пребывать на обочине перестройки.

Увы. Надежды на кардинальные перемены пока почти ничем не подтверждаются. Особенно в нравственной сфере.

Когда по итогам сезона 1984 года на последнем месте оказалась другая именитая московская команда — ЦСКА, вновь в угоду высокопоставленным чинам подверглись реанимации знакомые приемы. Лучшие умы решали головоломные вопросы назначения судей на игры армейской команды.

Роль Всесоюзной коллегии судей и ее комиссии назначения (когда речь шла о ЦСКА) была сведена к нулю. Казаков, Руднев, Зуев едва ли не в каждом туре получали указания о замене ранее назначенных и утвержденных на судейство арбитров.

Кто давал эти указания? Делали это осторожные люди. Указания давались в устной форме. Своих автографов или визитных карточек начальство не оставляет.

А между тем всем хорошо известен пункт 15 раздела 4 Положения о чемпионате страны. Там записано: «Просьбы команд или организаций о замене судей, назначенных на игры, не принимаются». Это, казалось, неукоснительное требование постоянно нарушалось и раньше, нарушается и теперь.

Приходившие, приезжавшие, звонившие, писавшие сообщали, что действуют «от имени и по поручению»... И шепотом назывались такие имена и такие фамилии, что наши футбольные функционеры, приседая от страха, хватали резинки и до неузнаваемости истирали листы назначения судей.

Тогда, в 1986-м, в высоких кабинетах едва ли не главной стратегической задачей сезона считали возвращение ЦСКА в высшую лигу.

Неизбывное горе, охватившее военную верхушку, различными каналами растекалось по кабинетам футбольных функционеров.

Запивший на радостях зенитовец Брошин был изгнан из команды, исключен из комсомола. А уже через год с ведома и соизволения руководителей футбола он начал военную службу в... ЦСКА.

Годом раньше произошел еще один курьез. Презрев интересы любителей футбола, вопреки всякой логике и здравому смыслу, несмотря на многочисленные возражения, игра ЦСКА с хабаровским СКА была перенесена из Хабаровска на ковер столичного ЛФК.