- Нет, мы не расстанемся, - сказал Николай. - Завтра вы должны сообщить нам новости из Петербурга. Если там выступили студенты, мы тоже не останемся в стороне. И мы должны принять участие. События, хотя их ждали, ворвались в Казань все-таки так внезапно и закрутились с такой быстротой, что Николаю и его друзьям по гимназии не удалось соединиться со студентами. Вести о студенческом бунте пришли не из Петербурга, откуда их ждал Мотовилов, а из Москвы. И как раз в то время, когда казанцы, получив письмо из Московского университета, принялись спешно готовиться к выступлению, на Николая насело гимназическое начальство, и он, неотступно преследуемый, только урывками встречался с кем-нибудь из университета или ветеринарного института и добывал скудные сведения о том, что делали студенты. В тот день, когда в «Волжском вестнике» появилось правительственное сообщение о беспорядках в Московском университете, Николай сидел в дворянской гостинице у отца, который, приехав в Казань по вызову директора гимназии, снял вчера номер, а утром, переговорив с начальством, увел сына из гимназии к себе. Они выпили бутылку шампанского и приступали к разговору, неприятному и трудному для обоих. Отец, расстегнув мундир и откинувшись на спинку, сидел на глубокой софе, а Николай по привычке двигался взад и вперед, мягко шагая по ковру.

- Вот так, Николай Евграфович, - говорил отец, - учился ты блистательно, и мы на тебя очень надеялись. Оставался последний класс, и вдруг все рухнуло.

- Сдам экстерном, - сказал Николай.

- Не сдашь. Не это у тебя в голове. - Отец был прав: не об экстерне думал его сын, особенно сейчас, когда с минуты на минуту должны были выступить с протестом студенты университета и ветеринарного института. - Из года в год я вносил в кассу деньги, чтобы ты мог получать в университете стипендию. И все насмарку. Николай подошел к столу, взял из вазы яблоко, подкинул его на ладони, положил на место и снова стал ходить по мягкому ковру.

- Я не виноват, что так получилось, - сказал он.

- Как так не виноват? Директор все мне выложил. Проступок твой тяжел. Кружок, тайная библиотека, обман начальства.

- Не вижу никакого проступка. Только в России с ее дикими установлениями нельзя делиться с друзьями мыслями, нельзя читать, что хочешь.

- Ну, а зачем же понадобилась тебе эта выдумка с «теткой»?

- Не хотел, чтоб обшаривали и обнюхивали мое жилище.

- Ладно, передо мной можешь не оправдываться. Я-то, может быть, и пойму тебя. А что с матерью будет? Она не выдержит этого удара. Так любила тебя, так любила! «Коленька, Коленька». Вот тебе и «Коленька». Не поедешь домой-то?

- Нет, не поеду.

- Но меня просят взять тебя под свою ответственность.

- Откажись.

- Отказаться? Я юрист и хорошо знаю, что это значит. Это значит признать тебя не поддающимся никакому благому воздействию. Это значит поставить тебя под негласный надзор. Потом попадешь под гласный. Понимаешь ли ты свое положение?

- Понимаю, отец.

- И все-таки остаешься здесь?

- Не могу иначе. По улице пронесся отряд конной полиции. Николай бросился к окну, отскочил, заметался по комнате, побледнев.

- Что с тобой? - тревожно спросил отец.

- Папа, прости, но я не могу больше оставаться у тебя. Там, наверно, студентов избивают. Газеты сегодня видел? - сказал Николай.

- Это ты про московских студентов?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.