Когда закипело время

- Да. Ты их обвиняешь?

- Сию минуту я не следователь, могу даже посочувствовать. Отец заморгал и, отвернув лицо, обнял сына. И сразу же оттолкнул.

- Ступай, не терзай мне душу. Николай вылетел из гостиницы и побежал на Воскресенскую. Сначала несся бегом, потом, заметив любопытные взгляды людей, идущих по сторонам улицы и мчащихся в санках по дороге, пошел шагом, даже медленным, как будто вовсе никуда не спешил. Но идти так было невыносимо. Вчера Матвеев передал ему через Аню, что студенты решили выступить именно сегодня, и понятно, что газета, сообщившая о московском событии, только подстегнет их. Он шел и уже видел свалку на Воскресенской, подобную той, какую описал тайный московский корреспондент, приславший письмо казанским студентам. Но свалки на Воскресенской не оказалось. У многоколонного здания университета спокойно расхаживали полицейские. Пришли они сюда, очевидно, давно: и шапки, и воротники, и усы у них были белы от куржака, заиндевели даже рукоятки и ножны шашек. Поодаль стояла, тихо переговариваясь, толпа любопытных. Николай подошел к ней, прислушался к разговору.

- Поймали, наверно, заговорщиков.

- А чего же не ведут их в полицию?

- Может, опять беспорядки? Наши студенты на это горазды. Помните, как бушевали они при Фирсове? Уж на что был строгий ректор, а не справился, солдаты усмиряли.

- Это в восемьдесят втором-то? Да, тогда они прогремели на всю Россию, за ними поднялись и другие.

- Тогда Казань начала, а нынче - Москва. Газеты читали?

- Нет, бунта не будет. Уже скрутили, поди. Люди высказывали свои предположения и догадки, но никто из них не решался подойти с вопросом к полицейским, а те, гордые и довольные, что оказались во всем своем величии на виду у этой толпы, не разгоняли ее. Один из полицейских, небольшой, простенький, прохаживался отдельно от других, и было похоже, что его оттерли, чтобы он, такой неказистый, не портил вида внушительной стражи. Николай решил, что с таким можно и поговорить, и подошел к нему.

- Скажите, что там происходит? Полицейский снял варежку и сорвал с усов льдинку, свисавшую на губы.

- Сходка у них, - сказал он, и это прозвучало так, будто студенты заняты, а полиция их охраняет, чтоб никто не мог помешать им.

- А давно идет сходка?

- Почти что с утра.

- Все спокойно? Полицейский опасливо глянул на своих сослуживцев, гордо расшагивающих у парадного входа, и встревожился.

- А ты почему не на уроках? - строго сказал он. - Из какой гимназии? Толпа начала растекаться, и Николай ушел. Сворачивая на поперечную улицу, он оглянулся, посмотрел на здание университета - оно выглядело удивительно мирно, белое, многоколонное, с кучкой людей, спокойно гуляющих у парадного крыльца. Потом, через три дня, когда кружок гимназистов собрался ночью в потайной холодной комнате и студент Васильев, брат знаменитого казанского профессора, рассказывал о сходке в университете, Николай, сидя на корточках в углу, в черной темноте, все еще видел белое мирное здание и никак не мог представить, что как раз в то время, когда он, оглянувшись, смотрел на него, там, внутри, в актовом зале, бушевала буря, а по соседству, во дворе полицейской части, стоял батальон солдат, готовый в любую минуту броситься к университету. Ректор Кремлев не допустил ареста студентов в университете, дал им разойтись по квартирам, но инспектор Потапов, получивший на сходке оплеуху и, однако, не растерявшийся, успел переписать бунтарей и вечером подал списки попечителю учебного округа, а тот - полиции, которая тут же приступила к делу и за ночь переловила всех, кого Потапов отметил в своих проскрипциях тремя крестиками.

- Расскажите о вашей схватке с братом, - сказал Николай, глядя в то место темноты, где сидел невидимый Васильев.

- Схватки, собственно, и не было. Вы же знаете, что брат не реакционер. Он на стороне студентов. Но поступить так, как профессор Преображенский, у братца, конечно, не хватило духу. Тот прямо в актовом зале заявил, что уходит из университета, а этот не хотел распалять студентов, боялся, что нас изобьют, как в Москве. Помогал ректору успокаивать. А когда он сказал, что в Петербургском университете все тихо и мирно, я перебил его. Поспорили.

- Сколько же исключено? - спросил кто-то.

- Исключение и аресты продолжаются. Первый список - тридцать девять человек. Это головка. Васильев еще долго рассказывал о сходке в университете, и гимназисты, каждый из которых что-то слышал об этом событии, теперь узнали все его подробности.

- Расходиться по одному, - сказал Николай. - Будьте осторожны. Всюду шныряют полицейские и солдаты. Все постепенно разошлись, и Николай остался наедине с Васильевым, и это грустно напомнило другую ночь, когда вот в такой же темной комнате он остался с Мотовиловым. - Ну, о чем вы думаете? - спросил Васильев.