Двадцать пять лет прошло с того осеннего дня, когда в Краснодоне была создана подпольная организация «Молодая гвардия». Комсомольцы Краснодона, организованные партийным подпольем, вступили в жестокую борьбу с фашистскими захватчиками, временно оккупировавшими город. «Пройдут годы, исчезнет с земли гитлеровская погань, будут залечены раны, угаснет боль и скорбь, но никогда советские люди не забудут о бессмертных подвигах организаторов, руководителей и членов подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия», - писала «Правда» в сентябре 1943 года. Как ОДИН человек, поднялись советские люди на защиту своей Родины. Это был невиданный массовый, поистине всенародный героизм. Из Тезисов ЦК КПСС «50 лет Великой Октябрьской социалистической революции». На земле встал бронзовый памятник. Ленинградские мастера отлили пятифигурную композицию. В киевских реставрационных мастерских отполировали розовый кремнистый гранит для постамента. Луганские паровозостроители помогли установить памятник на площади в Краснодоне. Жизнь этого памятника началась давно - четверть века назад. Когда не бронзовые герои, а живые юноши и девушки собрались в землянке на окраине Краснодона и произнесли клятву «Молодой гвардии». Конечно, стояли они не так, как расположил их скульптор, были по-другому одеты, и знамя, обозначившее сейчас центр композиции, было воображаемым... В бронзе молодогвардейцы стали старше. А ведь им было по шестнадцать, по восемнадцать лет... «Дорогая Ниночка! Как жаль, что я не на вечере и мне не удастся произнести монолог Чайного...» Это отрывок из письма Нине Минаевой от товарища по школе, по драмкружку. Написано оно в 1941 году, последней мирной зимой. Еще было время бегать на танцы и бродить по улицам звонкой морозной ночью. Искать костюмы к школьной постановке «Горя от ума» - пронафталиненный сундук, дедушкины и бабушкины свадебные наряды. О, эти школьные спектакли! Столичный театр, прославленный исполнитель Чацкого не встанет рядом, не заменит пережитого тобою в твоем школьном спектакле. Румяный Чацкий в зашпиленном фраке - никакой пудрой не скрыть этот проклятый румянец в шестнадцать лет. Каждое слово - искренняя вера. Разве кто-нибудь тут играет задуманное автором пьесы! Играют самих себя, свою первую любовь, первое разочарование. «Ты одна из тех, кого я уважаю очень и потому желаю тебе премного счастья, столько разве, сколько уважения вложено в эти строки. Прими мое искреннее пожелание тебе радостной жизни от всей души моей!» Еще было время оставаться шестнадцатилетними, писать вот так. недомолвками, боясь проговориться о своей любви. «...мне грустно, ибо там, иуда рвутся мои мысли, находится положительно все, что создало меня человеком, что явилось предметом моего увлечения, радости, любви... Цветет ли наша акация? Пришли хоть один лепесток, когда они будут». Видна ли от бронзового памятника та пыльная акация? Когда родился подвиг молодогвардейцев? Во время клятвы, или когда шли на опасное задание, или когда твердели от пыток на допросах, или когда приняли смерть? Надо взвесить каждую минуту жизни молодогвардейцев. Их мысли и поступки. Сомнение и убежденность. Споры, прочитанные книги, письма. Где-то там. в глубине, неведомой нам, однажды каждому из них открылась истина, завладевшая всем существом. Когда читаешь немногие сохранившиеся документы, размышляешь над воспоминаниями родных и друзей, то чувствуешь, что ходишь близко от разгадки. Сухие строчки комсомольского протокола: «назначить Земнухова Ивана Александровича старшим пионервожатым». Может быть, здесь вспыхнуло для него озарение? Он был умным, все называли его «профессором», он любил разговаривать на умные, серьезные темы. Ваня Земнухов не жалел своих мыслей и знаний, почерпнутых из книг, был щедрым и хотел, чтобы и вокруг все были интересными, справедливыми, знающими людьми. А дети, пионеры - это благодатная почва, прекрасные слушатели и собеседники. Олег Кошевой - открытая душа, воспитанный одной матерью, без отца, в прямоте и твердости высоких нравственных принципов. Жестокое и быстрое презрение ко лжи заставляло окружающих чувствовать его моральную силу. Мать Сережи Тюленина рассказывает, что он - заядлый драчун, верховод и гроза чахлых краснодонских садов - удивительно трогательно ухаживал за полуслепой старушкой, жившей в их семье. Это была не родня - умер единственный ее родственник, школьный учитель. Старушка осталась одна. Тюленины, многочисленная семья с весьма скромным достатком, взяли чужую старушку к себе. Может быть, нравственный пример родительского поступка, забота о больной, старой женщине и сделали Сережку тем, чем он стал? А Любу Шевцову - редкостный природный оптимизм и перелившаяся в нее кровь отца - старого партизана гражданской? В краснодонском музее «Молодой гвардии» лежит записная книжка Ульяны Громовой. «Голубая книжка», как говорили в семье Громовых. От записи к записи - напряженный, сосредоточенный поиск одновременно и серьезной и восторженной девушки, готовящейся прожить умно, истинно безупречно. «В жизни человека бывает период времени, от которого зависит моральная судьба его, когда совершается перелом в его нравственном развитии. Говорят, что этот период наступает только в юности; это неправда: для многих он наступает в самом розовом детстве». Эта мысль Г. Помяловского, записанная в «Голубую книжку», стала для Ули опорой Она стремилась сразу и четко определить моральную судьбу свою, торопилась жить зрело и полноценно. В своих выписках Уля вновь и вновь возвращается к мысли о ранней зрелости. Видимо, это по существу, глубоко волновало ее. Она делает выписки даже из скучных невыразительных педагогических статей, лишь бы там было подтверждение: «У нас еще многие забывают, что учащийся 9-10-го класса - это далеко не ребенок. Это учащийся, который должен вступить в самостоятельную жизнь». Обычно в этом возрасте привлекает форма, в которую облечена мысль. Афористичность - главная приманка. Но «Голубая книжка» не изящно переплетенный альбом барышни, а рабочая тетрадь, по которой прослеживается ход размышлений ее владельца. Есть там и ее любимый Лермонтов: «Воля заключает в себе всю душу, хотеть - значит ненавидеть, любить, сожалеть, радоваться, жить, одним словом, воля есть нравственная сила каждого существа... творческая власть, которая из ничего создает чудеса». Лермонтов привлекал Улю особенно. Видно было что-то схожее в них: стремление к раннему осознанию жизни, к скорой зрелости, горделивая замкнутость и добрая щедрость одновременно. И желание жить наполнение, словно они заранее знали, что им так мало отпущено. Молодой человек познает жизнь через книгу - это процесс возрастной. Но, видно, и тут искала, не успокаивалась Уля: взаимосвязь книжных знаний и жизни тоже стала предметом ее размышлений. Вот след этого беспокойства - ленинская мысль, записанная в книжке: «Одно из самых больших зол и бедствий, которые нам достались в наследство от старого капиталистического общества, это полный разрыв книги с практикой жизни... Потому простое книжное усвоение того, что говорится в книгах о коммунизме, было бы в высшей степени неправильным». Собственные мысли поднялись бы со временем и заслонили книжные. Они были бы, может, не так красиво изложены, но - свои, выношенные, прочные. Пустой фразы не было в жизни Ульяны Громовой. В этом она расписалась подвигом. Ранней, но подлинной зрелостью. Они повзрослели внезапно. Наверное, окружающие не сразу и заметили это. Уже потом, когда стало известно, что сделали молодогвардейцы, как они прожили свои последние дни, выяснилось, что юношеской романтикой тут ничего не объяснишь и не измеришь. Сами-то они уловили секунду своего взросления? Просто стали старше. Еще в мае 1942 года, еще в советском Краснодоне будущий молодогвардеец Толя Попов писал в школьном сочинении: «И вот на необъятных просторах нашей страны захотели обосноваться алчные немецкие варвары, захотели наводнить нашу страну кровожадными жандармами гестапо и надеть на наш свободолюбивый народ позорное ярмо рабства. Советский народ знает цену свободы, кровью, огромными жертвами завоеванной в 1917 году, и предпочитает умереть стоя, чем жить на коленях. Такова воля моего народа и такова моя воля, и когда нужно будет принести себя в жертву Родине, я, не задумываясь, отдам свою жизнь». Толя Попов писал не школьное сочинение - свою судьбу. И, наверное, он больше думал об отметке по грамматике, чем о том. достоин ли он сам этих слов. Сочинение было написано за два месяца до оккупации Краснодона. Что это произойдет - мало кому верилось. И уж, конечно, не Толе Попову и его товарищам. Через три с лишним месяца они давали клятву «Молодой гвардии». Но в мае все могло глядеться романтичнее, увлекательнее, потому что было почерпнуто из фильмов, из газет. Деловитые будни подполья, гнетущая опасность за спиной, утомительная конспирация - всего этого еще не было видно издалека. «Я боюсь этих строчек тыщи, как мальчишка боится фальши...» Каждая фраза этого сочинения обернулась поступком, подвигом. Перед молодогвардейцами осталась простота правды, простота выбора: «умереть стоя» или «жить на коленях»... Выбор не задумываясь? Нет, подвиг - это зрелость, это приводящее к ясности размышление. Тут не могло быть места экзальтации, мальчишеству. Молодогвардейцы были искушены. Некоторые из них были знакомы с диверсионной работой и понимали, что конспирация не панацея от провала. Они слышали о том, что немцы в первые дни оккупации напали на след партизанского отряда. Им было известно, какие репрессии грозят за сопротивление. При виде деловитых и жестоких казней потухла бы любая опрометчивая эмоция. Подполье было не детским занятием. Но молодогвардейцы уже перестали быть детьми. Словно не месяцы и дни, а годы протекли между школьным сочинением Толи Попова и его запиской из тюрьмы на клочке школьной тетради. «Мама, я получил сегодня и вчера табак, за что тебя благодарю. Спасибо всем, кто мне помогает. Получил майку. До свиданья, жду». Анатолий Попов знал, что эта записка последняя. И ни словом не выдал матери своего состояния. Утром 1 января 1943 года прошли первые аресты. Страна вступала в переломный год войны. Для краснодонцев начался последний бой. Они победили. Победил Иван Туркенич, поклявшийся не снимать солдатской шинели, пока не будет уничтожен последний оккупант. Старший лейтенант так и погиб в ней - далеко от Краснодона, в 44-м, под польским городом Глогувым. Победила Шура Дубровина, добровольно сдавшаяся полицаям, чтобы умереть с друзьями по подполью. И Ваня Земнухов. После первых арестов он пошел в полицию - пытался выручить ребят. Поступить так можно было, только решив, что другого выхода нет, тщательно продумав и взвесив все обстоятельства. Одного душевного порыва было бы мало. И в художественной литературе и на картинах молодогвардейцы выглядят гораздо взрослее своих лет. Этот след их душевной зрелости неминуемо отмечается при осмыслении подвига. Молодогвардейцы такими и останутся в нашей памяти, в истории, навсегда. Запомнятся ранние морщины и седина шестнадцатилетнего Олега Кошевого, сравнявшая его с сединой пятидесятилетнего коммуниста Филиппа Петровича Лютикова, руководителя краснодонского подполья. Одна судьба, одна могила и один подвиг...

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.