Я уже знал зубья этой машины, которая ничего не выпускала и все перемалывала. Из-за меня погибли многие: старик, который подобрал меня в лесу, девушка, которая помогла распространить записки по редакциям, парень со стройки, приютивший меня всего на одну ночь, ученый, кабинет которого я посетил, журналист, обещавший все описать, ребенок, сказавший мне только название улицы, и многие другие, которых я не знал и смог узнать во время своего бегства по незнакомому городу, где на каждом шагу меня подстерегали неизвестность, голод и смерть. Я вызвал сумасшедшую тревогу, яростные споры, дискуссии, симпозиумы, конференции, сенсации и снова смерть, смерть, смерть... Гибли люди, а мне удавалось ускользнуть, умирали люди, а я выживал... Не умрет ли и этот доктор по дороге в свой кабинет прежде, чем вытащит меня отсюда?
— За минуту до включения аппарата мы отсоединим один из контактов. После того как проснетесь, вы должны смотреть на мир его взглядом. Будьте внимательны... его взглядом. Пока я вне всякого подозрения. Любая ваша ошибка погубит нас обоих. И не только нас. В этой больнице еще есть люди, которые могут пострадать. И которые принимают участие в организации вашего побега. А когда мы вытащим вас отсюда, вы будете нам очень нужны. И он, ваш Рихард... Тогда уже никто не посмеет утверждать, что все это выдумка сумасшедшего. Мы будем бороться до конца, докажем с помощью фактов, документов. С вашей помощью. Понимаете?
Понимаю. Или пытаюсь понять. А Рихард?
— Поздно? — Я показал на него взглядом.
— Его мозг — как чистый экран, — печально покачал головой доктор Гольбайн. — Нарушены все связи. Сохранены только инстинкты. Он заново начал воспринимать мир. Вряд ли он когда-нибудь начнет говорить. У него стерта вся его предыдущая жизнь. Ничего не могу обещать...
И он пострадал из-за меня. Из-за меня?
— Рихард? — позвал я.
— Он реагирует на ваш голос, но не на имя, — грустно улыбнулся доктор. — И на это свое лицо, которое он уже видел в зеркале. Запомните его взгляд, запомните его... А теперь нам нужно возвращаться... Скоро придет сестра делать вам укол. Не сопротивляйтесь. И не бойтесь... Я вам обещаю...
Даже слушать было страшно.
Но я не мог не надеяться. Не мог не верить.
— А когда я выйду отсюда, — заикаясь, спросил я, — и когда все будет кончено и запретят эти эксперименты, я смогу работать с вами в вашем направлении вместе с ними, с моими... братьями, клонингами, которые, если... когда-нибудь...
Доктор Гольбайн дружески потрепал мое плечо.
— Конечно, молодой человек. Перед вами широкое поле деятельности. Синтезирован искусственный ген, созданы матрицы для синтеза, выделен вирус, который является источником энзима, а сам энзим получен в чистом виде в стране, куда мы вас отправим. И там вы займетесь генной инженерией, онкологией. Вы хорошо знаете капризные энзимы, и молекулярные основы иммунитета, и структуру вирусов. Но прежде должна удачно пройти эта ночь.
Должна пройти эта ночь... Эта ночь тянулась, разорванная на бесконечно долгие секунды, за время которых я прошел всю свою сознательную жизнь до той минуты, когда я пошел за Зибелем, а он не оглянулся. А начиная с того дня я шел к смерти и не боялся, теперь мне оставалась эта ночь. И после того как я пережил столько других ночей, после того как я выскользнул из стольких ловушек, из рук стольких людей, превративших технику в средство подчинения и угрозы, в моей душе уже не было места страху. Разве я мог бояться после смерти старика, спрятавшегося в лесу, чтобы спокойно дожить свои последние дни, после смерти девушки, которая остановила своим телом машину, после смерти журналиста, застреленного, чтобы он не рассказал об ужасных записках Зибеля, после смерти парня, сброшенного с лесов на строительстве, после смерти ученого, который выслушал меня внимательно и должен был встретиться с кем-то еще, разве мог я бояться сейчас, когда правда уже дошла до людей, до таких людей, как милый доктор Гольбайн с грустной улыбкой, который готов пожертвовать собственной жизнью, только чтобы вытащить меня отсюда...
Когда-нибудь я расскажу обо всех них.
Только бы прошла эта ночь...
Но даже если доктор Гольбайн не сможет вытащить меня отсюда и эта ночь будет для меня последней, даже если мне придется еще сто лет смотреть на мир пустым взглядом Рихарда, я не имею права роптать на судьбу, я выполнил свой долг-Шаги в коридоре... Затихли перед дверью моей комнаты.
Слышится дыхание медсестры.
Я встал...
Перевела с болгарского Татьяна Прокопьева.
В 1-м номере читайте о русских традициях встречать Новый год, изменчивых, как изменчивы времена, о гениальной балерине Анне Павловой, о непростых отношениях Александра Сергеевича Пушкина с тогдашним министром просвещения Сергеем Уваровым, о жизни и творчестве художника Василия Сурикова, продолжение детектива Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.