— Не останетесь ли на партию в шахматы?
Одного убили. Не знаю, которого. Я не поинтересовался, кого, когда и как. Я был болен, ужасно болен. Елена умирала. И я умирал вместе с нею. Не спал ночами, разговаривал с мертвыми. Впрочем, не уверен, мертвые ли они... Конечно, мертвые. Когда-то я их знал. Сам отдавал приказы убивать их. Теперь их число увеличилось еще на одного. Пока я метался в постели, бредил, кричал бог знает что, они его ликвидировали.
— Я все думаю, — говорит Андриш, — того ли мы ликвидировали? С этими клонингами ни в чем нельзя быть уверенным. Тебе не кажется?
Мне все равно. Только безразличие может спасти меня. Я слышал о миллионах психологических приемов доктора Андриша. Не разыграть ли и мне перед ним какую-нибудь сценку? Я хватаюсь за голову и начинаю стонать. Лицо искажается в гримасе. Жалко, что нет зеркала, но, кажется, все это выглядит достаточно убедительно. Доктор Андриш замолкает.
— Мы еще вернемся к этому разговору, — говорит он. — И не надо все время думать о Елене. Подумай немного и о себе. Ты изменился в худшую сторону. Стал неуравновешенным. А при нашей работе...
— Да... да... — киваю я, сжав голову руками. — Невыносимая боль, ужасная боль... Как тут не стать неуравновешенным? Тебе не кажется, что я могу сойти с ума?
Доктор Андриш смеется.
— Ты думаешь, я допущу?
— Конечно, не допустишь...
Конечно, не допустит. Ведь мы с ним друзья. Мы оба об этом знаем и смеемся. Дружески, искренне, но глаза доктора Андриша следят за мной. А мои — за ним. А это о чем-то говорит. Меня взяли на мушку. И наступит момент, когда меня потихоньку уберут.
— Ну, приятель, до свидания. Поправляйся! Эти таблетки чудодейственны.
— Да, да... — соглашаюсь я.
Я так долго готовился к смерти Елены, что почти не поверил. Елена встретила ее спокойно. Отвернувшись к стене и закусив губу, она не произнесла ни слова. И ни разу не вскрикнула от боли. Я знал, что это конец — доктор предупредил меня. И она знала, но не пожелала говорить. Я просил ее, заклинал, плакал, обещал сделать все, чего она ни пожелает, ненавидел ее и в то же время любил. Она не дрогнула. Смерть приняла как друга, как избавление, как жизнь. Но глаза ее остались открытыми, я склонился над ней и увидел в ее мертвых зеницах собственное отражение. Я закрыл ладонью ее глаза.
Я перерыл ее платья, письма, книги, надеясь найти хоть малейший след детей. Ничего. Что она с ними тогда сделала: убила, спрятала? Я начал сомневаться в реальности их существования. Может, они всего лишь плод моего воображения? Но что тогда означает молчание Елены, продолжавшееся до самой смерти, ее лицо, ее отказ простить меня?
Я не нашел ни строчки после той фатальной даты. Словно жизнь ее остановилась точно в этот день. И больше ничего. Сложив вещи около покойной, я полил их бензином и чиркнул спичкой. Прошлое вспыхнуло, пламя лизнуло холодные руки Елены, озарило лицо, тело скорчилось, Елена почти села на кровати. Я закричал. Запер дверь на ключ, зашвырнул его между цветочными грядками в саду и медленно побрел по затихшей улице. Конец.
Ничего больше не связывает меня с миром наверху. Меня поглощают бескрайние коридоры, ослепляя своим блеском, и я теряюсь в магнитном поле ненависти. Хочется кричать от ужаса. Словно в кошмарном сне, окружают меня одинаковые лица. На их фоне выделяется лицо Хензега, склоненное над шахматной доской, слово «мат», брошенное им Андришу, который медленно выпрямляется и удаляется в свой кабинет. Неужели пришла очередь двенадцатого психиатра?
— Вы вернулись, доктор Зибель?
Удивление, прозвучавшее в голосе Хензега, раскрывает мне глаза. Он не ждал меня. Здесь никто меня не ждал. Никто?
Я иду в женское отделение. Только Она может меня утешить. Попробую и это. Человеку свойственно заблуждаться. Даже когда нет никакой надежды, он верит в то, во что хочется верить. Она красивая. Когда-то я сам был в жюри конкурса красоты и выбирал «мисс Европу». А потом долго ждал кусочка кожи, необходимого для создания десяти красавиц. Как бы' она реагировала, если бы знала? Как Старик? Как Елена?
Я сворачиваю в самый дальний коридор. Одинокие комнаты, одинокие двери. Печаль и молодость. Столько красоты и столько молодости, запертые вдали от людей. Живи эти девушки в городе, в них влюблялись бы, страдали из-за них, ждали бы их вечерами и годами. Но они навечно заперты здесь, и нет никакой надежды на спасение. Иногда мне хочется отпереть тайную дверь, вытолкать всех наружу, снова запереть дверь и, задыхаясь от счастья, привалиться к ней.
В 1-м номере читайте о русских традициях встречать Новый год, изменчивых, как изменчивы времена, о гениальной балерине Анне Павловой, о непростых отношениях Александра Сергеевича Пушкина с тогдашним министром просвещения Сергеем Уваровым, о жизни и творчестве художника Василия Сурикова, продолжение детектива Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.