- Да уж знаю: на все станки будет сделано. А делать кто будет.
- Кто?
- Да, вот кто.
- Кто? Даня! Неужто же ты?..
Он рассмеялся, ткнул себя пальцем в грудь не без гордости.
В полночь он сидел против нее за столом и смотрел на эту девушку, на эти новые стены, преображенные тюлем, на эту комнату, переполнившуюся новыми вещами и улыбался всему.
Маленький верстачок его отодвинулся в угол к окну, на его же месте взгромоздилась какая - то этажерка с книжками. И вся собственная его жизнь раздвинулась, чтобы впустить Анну. Теперь он дивился мастерству, с которым вошла в его жизнь эта девушка, и слушал ее.
- Теперь так будет, что все станки с моей штучкой работать будут... - говорила она, - а молоденький этот инженер насупился и все время молчит... А оттуда иду я, гляжу на фабрику и ничего в ней страшного нет, а даже, какая - то своя, как собственная... Меня, как девчонкой сюда привезли, как я к воротам этим подходила, так меня лихорадка начинала трясти - боялась: вот выгонят, вот назад в деревню просяные лепешки есть...
Он кивал головой, молча и изумленно продолжая разглядывать ее. А она рассказывала то об одном, то о другом, и речь ее, как река в половодье, переполняла ее через края.
Стекла окна с грохотом, звоном и стоном разлетелись вдребезги. Мимо Данькиной подпертой руками головы пролетел камень и упал на пол к ногам Анны.
Она застыла в недоумении, не вскрикнув даже от испуга.
Данька же, не вставая, посмотрел на камень, на Анну мельком, затем, отодвинув занавеску, раскрыл окно и высунулся в темноту ночи.
Топот убегающего человека уже едва был слышен.
В ТОТ ВЕЧЕР в кинематографе на Казарменной улице возле фабрики получили новую серию «Чертова Колеса». Огромная красавица на плакате под тысячесвечным электрическим фонарем сияла бриллиантами, и непомерною наглостью хищно раскрытого рта.
Володька протискался из толпы, дравшейся перед кассовым окошечком, к ожидавшим его у входа размалеванным девчонкам из аппретуры. Они мгновенно повисли на обеих руках его, и так протискался он с ними в фойе.
Девушки уселись в углу по бокам кавалера и, сидя, продолжали держаться под руку. Володька меж ними, в теплоте их распаренных рук, томился безрадостно и тупо. За эти два дня, пока в фабкоме, в контроле, на фабрике у табельщика только и было разговору, что об Анниной выдумке, он распух от бессильной злости и, скрипя зубами, сам выдумывал, чем бы Анне отомстить.
Мысли были решительные и липкие, как эти девушки по бокам, но от них только пот выступал на лбу и не было утешения. Отвязаться же от них было еще труднее, без них, как без девушек, можно было вывернуться наизнанку от скуки и тоски.
Ждали недолго. Дешевые скрипки провыли вступительный вальс. Сгрудившиеся у каждой двери толпы нетерпеливо зашаркали ногами. Двери были распахнуты. Залик с приплюснутый потолком переполнился, и через минуту механик, засунутый в несгораемую будку, начал развертывать фильму. По экрану заметались все те же: знакомые джентльмены и дамы, в сотый раз ожившие, в тысячный раз счастливо ускользнувшие от суда, от яда, от мести разъяренного мужа или от гнева оскорбленного изменой любовника.
Володька мял грудь девушки с ожесточением, не прячась от другой. Она не противилась.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.