Канал

Петр Смирнов тоже нахлобучил на лоб шапку, пошел следить, как его бульдозер устанавливали на трейлер. Через 40 минут рабочие были на месте. Едва коснувшись земли, Смирнов поднял нож бульдозера и пошел под водопад. Надо было закрывать проран. Увидели: откос канала в пене, вода все прибывает и прибывает... В котловане на бетонной плите стоял Жовнарчук. Его фигура отбрасывала огромную тень. Но Смирнов видел лишь огонек папиросы. Кто на стройке не знает пристрастия . начальника к «Беломорканалу»!

Петру Смирнову не впервые латать дыры. Я это понял позже, после того, когда ребята нарастили к старой дамбе новую – 4 тысячи кубов земли. Занимался рассвет. Дождь шлепал по лужам, вздувая пузыри.

— Однако не окончится рано, – заметил бульдозерист в промокшей насквозь фуфайке. Товарищи помогали ему переодеться. Широкоскулое лицо с запавшими серыми глазами показалось мне знакомым.

— Скажите, вы не бывали в Туркмении?

— Приходилось, – сказал Смирнов. – Сам я из Чарджоу.

— А в Ничке вы никогда не были?

— Бывал. Я там береговым матросом на земснаряде начинал.

— Бобашинского не знавали?

— Кто ж его не знает!

И мне снова вспомнились Каракумы. Поселок Ничка. Иссинераннее утро. Пекло, в котором нечем было дышать. Юноша в рваной красной майке что-то говорил на ухо моему товарищу по улице.

– Может быть, – сказал Смирнов, – очень может быть, – повторил он. – Мы тогда чуть земснаряд не утопи ли. Бобашинского звали, чтобы помог с фильтрами управиться. Он ведь на все руки мастер.

Потом мы с Петром ехали вдоль трассы канала Днепр – Донбасс. Возле 104-го километра дорога делала дугу, и тогда широко окрест открывалась долина Орели. И было видно: высоко в небе замирал ковш экскаватора и быстро, по-птичьи припадал к земле.

«Шагаи» шли домой, в Краматорск.