У кинотеатра Юрий Качалин стоял, прислонясь к стене: его сильно шатало. Все вокруг было каким-то мягким, ватным, перед глазами текли лица людей. Потом из толпы вынырнула Валька, показала билеты. Качалин глянул на нее, не узнавая. Кто она такая? Да не все ли равно, кто. Неделю назад познакомился случайно. В кино идти было еще рано – билеты на самый поздний сеанс.
Качалин побрел безвольно по улице: томила, наваливалась зверем всегдашняя скука. А потом уж и помнил слабо, что было. Бутылка красного вина, раздобытая на колхозном рынке. Какие-то парни в сквере, Валькины знакомые, которым пожимал руки. Стакана не было, и вино пили из горлышка. Потом в глазах затуманилось, возникло чье-то широкое и старое лицо. Человек брел с вокзала на
базар, а может, и наоборот, не все ли равно. Качалин попросил:
– Дай закурить, старый.
Увидел мосластые пальцы, копошащиеся в пачке. Терпеливо ждал. Вдруг кто-то из парней, стоявших сзади, бросил:
– Да врежь ты этому охламону. Копается, морда!
И он врезал. Со всей силой. Тяжелым кулаком по лицу. Увидел, как Валька расстегивала ремешочек часов, что желтели на руке у старика. Кто-то засмеялся:
– Пьяная же, дура, потеряешь.
Отобрал часы, сунул себе в карман. Протрезвление наступило, когда показался милицейский «уазик». В эту минуту ясности он украдкой швырнул часы на дорогу. Потом была обыкновенная комната с канцелярским столом. Резал глаза свет. Дрожало в пальцах перо. И приходил страх.
Через три дня пожилой человек, которого он ударил и ограбил, плотник из ремконторы, и он, Юрий Качалин, встретились снова – на очной ставке в кабинете следователя.
Знакомлюсь с протоколом допроса. Стереотипный бесстрастный вопрос следователя:
– Скажите, Качалин, как долго вы знаете сидящего напротив вас человека, имеете ли к нему личные счеты и что произошло между вами?
– Я его первый раз увидел в тот день. Прежде не знал. Личных счетов не имею никаких.
Следователь, человек с симпатичным молодым лицом, прежде мне незнакомый, пояснил:
– Дело, знаете ли, заурядное, банальное.
Да, банальней некуда. Для следователя оно, вероятно, не представляет особого профессионального интереса. Меня же в этой «банальной» истории интересует другой сюжет – нравственный. И вот я в одном из кабинетов следственного изолятора. Стол, два стула, деревянная скамья со спинкой. Напротив меня сидит бритый наголо парень с большими руками. Кстати, внешне довольно симпатичный парень.
Качалин рассказывал о себе и о том, что случилось. Рассказывал с полным доверием ко мне – многословно, открыто, вспоминая какие-то порой совершенно второстепенные подробности своей жизни.
Обычной вроде бы жизни. Но мне любопытна была в этой жизни не фабула эпизода с ограблением, а путь, которым шел человек к уголовному преступлению, любопытной была всегдашняя готовность Качалина быть «всяким». Работа на заводе, служба в армии. Служил хорошо. И снова работа на заводе. Занимался спортом, поступил в техникум. Но стал выпивать, сначала когда выпадет случай, потом все чаще и чаще. Появились определенного сорта знакомые... И настала минута – не могла не настать, – когда поднял на незнакомого человека руку, взял чужие часы. Вполне вероятно, что часы эти он взял «просто так», не отдавая себе отчета, как говорит теперь. Может быть, не намеревался и бить человека, но «уж так» подвернулось чье-то лицо под руку. Возможно, что желание избить и ограбить человека вообще не было осознанным в ту минуту желанием. Возможно, оно могло и вовсе не возникнуть в нем. Но...
– За что я ударил? – удивленно переспросил он меня. – Не знаю. Я не знаю, почему я ударил. Подзюзюкнул сзади кто-то: «Вмажь ему». Ну, я и вмазал. Я не знаю...
Он был искренним. Он действительно не знал.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Адриано Челентано: этюд в социальных тонах