Пожимает плечами, улыбается, молчит.

— Тяжеловато им, конечно, — вздыхая, говорит В. Ф. Ожогина, старейший мастер училища. — А помощи никакой. И завуч, и воспитательница обещали приходить сюда каждый день, да где там... — Валентина Филипповна махнула рукой.

— А сама в детдом наведываешься? — опять вопрос к Свете.

— Нет. — Улыбка сходит с ее лица. — Ни с кем не хочу встречаться.

«Никого не хочу видеть» — это слова другой воспитанницы. С ней мы разговаривали в городской больнице № 8, куда она попала для искусственного прерывания беременности. Не буду повторять, как мне обрисовали Лену директор и некоторые работники детдома, — стыдно не за нее, а за тех, кто считает себя воспитателем. Скажу только: в том, что случилось с пятнадцатилетней девочкой, они видят некую врожденную, неведомую пока науке склонность к определенного рода «приключениям».

Кто спорит, наши знания о юном человеке нуждаются в углублении. На-верно, нет сегодня более трудных подростков, чем детдомовцы,- Изломанные судьбы, изломанная психика. Наука, безусловно, должна помочь. Но еще важнее тут человеческая доброта, понимание. Ведь воспитатели имеют дело с конкретными ребятами, с их реальными, вполне объяснимыми запросами и желаниями. А послушать иных наставников (нечто подобное я и услышал в детдоме № 10), так почти все их питомцы — или законченные преступники, или распутники.

Сидя в приемном покое больницы, я ждал встречи с Леной. В двери показалась невысокого роста, широколицая девочка в больничном халате. Впрочем, девочкой ее уже не назовешь. Передо мной была юная женщина, в которой то светилась, то угасала радость обретенного и вмиг утраченного материнства.

— Я видела его... Мальчик... Синенький такой... — Лена улыбалась,а в глазах ее стояли слезы.

Она одна из тех семиклассников, которых пытались «передать» в ПТУ. Оказавшись «за бортом», девочка не знала, куда ей деться.

— Я и раньше убегала из детдома, — рассказывает Лена. — Почему? Неумная была. Все из-за Хохлова и Тришиной, они «держали центр» в детдоме.А тут Нина Васильевна сказала: если хочешь работать, мы тебя устроим.Я согласилась. После седьмого класса мы поехали в город Шахты, в строительное ПТУ № 36. Мальчишки пошли на каменщиков, девчонки — на маляров-штукатуров. Из нашего класса со мной были Анжела Саакова, НаташаЩербакова, Валя Пономарева... Никаких документов в детдоме нам не дали.Сказали только: если кто будет спрашивать, говорите, что окончили восьмилетку.

В Шахтах я жила несколько дней в общежитии. Сначала была одна в комнате, потом ко мне пришла Валя Пономарева. Училище хорошее, но были там девчонки... ну, такого, легкого поведения. Ушла я оттуда. Написала заявление, что хочу работать в пионерлагере. Меня отпустили. Приехала в «Пилот», весь день.пробыла с нашими малышами. Рядом, в соседнем лагере, был Жуков, воспитатель из детдома... К нему почему не обратилась? Бесполезно. Моя жизнь его не волнует — в этом я еще раньше убедилась... Из пионерлагеря поехала к своей сестре, в поселок под Йошкар-Олой. Пошла работать в колхоз. Так и жила там до конца августа. Тогда же познакомилась с Володей, поверила ему...

А тому, между прочим, 26 лет, был женат, платит алименты на троих детей. Он и Лене обещал жениться. Из-за этого она поссорилась с сестрой и вскоре, как бывало, ушла куда глаза глядят. В Йошкар-Оле попала в детприемник, а при медобследовании обнаружилось, что она беременна.

Лена вернулась в детдом осенью. Ее тайна каким-то образом стала известна всем. Ребята не давали ей прохода, дразнили, смеялись. Воспитатели смо- трели с осуждением. Жизнь в детдоме стала настоящей пыткой. Дошло до того, что перед Новым годом Лена сама попросила закрыть ее в изоляторе, чтобы никого не видеть и не слышать. Через неделю-другую она выпишется из больницы. Что же дальше?..

— Пойду работать, — как о чем-то давно решенном сказала Лена. — А когда получу паспорт, уеду. Пока не знаю, куда. Но возвращаться в детдом... Ни за что!

Чем глубже вникал в эту историю с семиклассниками, тем больше удивлялся поразительной беспечности должностных лиц — взрослых людей, которые без малейших колебаний отпустили 14 — 15-летних подростков на все четыре стороны. А сейчас как ни в чем не бывало заявляют: «Хотели, чтобы ребята быстрее встали на ноги». А если бы на месте Лены, Светы, Саши были их собственные дети? И тогда все решалось бы легко и просто: с глаз долой и живи, как знаешь? Не думаю. Почему же в случае, когда фактически на произвол судьбы были брошены сироты, воспитатели, отвечающие за их жизнь и здоровье, могли спать спокойно?

Опасаться за себя педагогам не пришлось. Наказаны, как уже говорилось, лишь непосредственные исполнители «эксперимента» — директор и завуч детдома. А воспитатели? А школьные учителя? А работники гороно и облоно?.. Они, кажется, не испытали и того, что зовется легким испугом.

А главное — сделаны ли из случившегося педагогические выводы? Что изменилось в нравственной атмосфере детского дома, куда не желают даже наведываться недавние воспитанники?

Но сначала расскажу, как слез с чердака Саша Петрунько. О его местонахождении знали многие ребята из детдома. Не знали только (или не хотели знать) их воспитатели да преподаватели ПТУ-19.

В сентябре в детдом пришел новый работник — Владимир Александрович Бабушкин, подозрительный, с точки зрения чиновников от педагогики, человек. Сами посудите: ему 38 лет, специалист в области медицины, имеет научные публикации в отечественных и зарубежных изданиях — и вдруг разом бросает прежнее дело, просится рядовым воспитателем в детский дом. И ведь чем козыряет! «Люблю, — говорит, — детей. Хочу быть нужным сиротам». Такими аргументами ростовских наробразовцев не прошибешь. Они и сами не прочь порассуждать о любви к детям, о загадках детской души.

Полгода Бабушкин обивал пороги гороно и облоно. Думал, самое трудное позади. Ошибался: его ждали жестокие испытания.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.