О духовности и самосознании

Когда я вижу, как идущий в сторону школы мальчуган тащит громадный для него портфель и все его неокрепшее, свесившееся на одну сторону тельце подчинено выполнению этой непосильной и такой земной задачи, меня не может не восхищать то, куда повернута его голова. Она ведь даже в эти минуты не на земле – он витает по крышам домов, по верхушкам деревьев, он целиком там, среди воробьев и облаков. И дорого бы я дал, чтобы узнать, чем в эти минуты переполнена его голова. Ведь мысли-то у детей всегда гениальные, потому что еще не подчинены стереотипам. Вся беда только в том, что они просто не могут их выразить. Если бы им это удалось, то наша духовная сокровищница была бы намного богаче... Детство – это удивительный мир, и молодые авторы, которые еще не очень далеко от него ушли, по-моему, могут его описать. Их первоочередной долг, наверное, – попытаться вернуться в детство, в это тепло, в эту искренность, в эту светлую неповторимость...

Автор должен иметь четкую, ясно выраженную концепцию своего произведения, но он ни при каких обстоятельствах не имеет права писать холодно. Чехов считал, что обдумывать творческий замысел надо трезво и холодно, а писать горячо и взволнованно. Книга должна быть целиком написана неостывающим пером художника – и тогда все в ней будет пронизано духовностью. И особенно это касается жизни героев. Для чего это необходимо? Для того, чтобы читатель увлекся, обогрел душу, получил эмоциональный заряд, который так нужен человеку в его каждодневной жизни. Читая Гоголя, Пушкина, Чехова, Льва Толстого, особенно хорошо понимаешь, что драгоценнее духовности на свете ничего не бывает. Но о ней начинающему автору ни в коем случае не следует кричать. Надо, чтобы она просто присутствовала. И тогда каждая встреча читателя с книгой будет запоминающимся на всю жизнь уроком гуманизма.

А сюжеты нас окружают, они у нас под рукой. Не мешает, наверное, лишний раз показать, как вещь становится полновластным хозяином человека, а он – ее жалким придатком, ее безвольным рабом. Можно проследить шаг за шагом, как это страшно происходит, как обесценивается человек, как, например, человек – это высшее создание природы – постепенно становится безликой приставкой к цветному телевизору. Или как хозяином человека становится старинный шкаф с инкрустированной дверцей. Это ли не трагично для современности? Чума вещизма уносит сейчас от нас тысячи и тысячи человеческих душ. А почему бы не поговорить о так называемом маленьком человеке, чтобы вызвать его к жизни, чтобы разбудить в нем огромные силы? Ведь они в нем есть! Допустим, написать о том, как какой-нибудь инженер-неудачник сидит себе в тихой заводи семейной жизни и никаких у него устремлений, кроме как к телевизору, нет. Ну на первый взгляд полное ничтожество, его и жена презирает, и дети догадываются, что что-то здесь не в порядке, что ничего их папа никогда не достигнет, не изобретет, не станет таким, чтоб им можно было бы гордиться. А ведь им, детям, это так нужно. И вдруг ни с того ни с сего в нем просыпается волевой и гордый человек, который может все, который в силах совершить самое дерзкое и неожиданное открытие и при этом не устрашится ничего в этой жизни, даже смерть его не остановит. А изменило его, скажем, то, что он вдруг, как в зеркале, себя рассмотрел, как бы чужими глазами увидел, как пуста и бесполезна его жизнь, что, кроме послушания на службе, в ней ничего нет, что живет он всего лишь на два процента, что вот уже двадцать лет незаметно превращается в ничтожество. И вот от этого очень важного для него открытия в нем вдруг проснулся настоящий гладиатор, вызывающий только чувство гордости и восхищения... Вот о чем надо писать. Чтобы из повседневности всегда что-то прорисовывалось и чтобы у тебя было ощущение, что это нужно всем до единого, а не только тебе одному. Автор, повторяю, может многое. Даже из маленького человека он способен сделать великана. К тому же сейчас это гораздо проще: ведь если маленький человек из «Шинели» Гоголя был порождением и жертвой царской эпохи, то сейчас времена так круто изменились, что маленьких людей у нас нет. Сейчас все в руках самого человека, и избираемая им профессиональная и личностная высота зависит только от него самого, а не от каких-то там внешних сил.

О всепричастности

По-моему, стать хорошим писателем сможет только тот, кто сумеет сохранить свою индивидуальность. У большинства начинающих все поначалу бывает неординарным, необычным, свежим, но поработают они немного в литературе – и ты с досадой видишь, что все это куда-то ушло, причесалось. Каждому новичку, наверное, надо стремиться не только найти свой собственный художественный ключ, но и ни при каких обстоятельствах его не утерять. Всегда надо быть только самим собой – и тогда тебя примут даже необструганным.

Первые вещи нередко получаются очень удачными не только потому, что самый драгоценный опыт – это тот, который был накоплен до того, как человек начал писать. Они удаются, потому что они искренние. Недаром в книгах о детстве всегда столько света. Затем авторы пишут уже более осмысленно, пристально наблюдая и изучая жизнь. Они даже специально собирают материал, отыскивая его в архивах, в библиотеках, встречаются с очевидцами описываемых событий. Но они ничего не выиграют, если в их работе будет отсутствовать такой важный компонент, как искренность. Без нее самая высокохудожественная проза будет мертва. Как справедливо считал Горький, всегда надо говорить правду – и такую, чтоб от нее дух захватывало.

Еще молодому литератору, видимо, следует постоянно задавать себе вопрос: чего хочет моя душа в этом мире? К чему она должна стремиться? В нем ни в коем случае, ни на минуту не должно быть духовного успокоения, духовной апатии. Только при таком условии у него будет ясная, честная точка зрения на все на свете, без которой, как известно, никакое творчество вообще невозможно.

Вспомнить не мешает, наверное, и еще об одном. Все создаваемое всегда – и обязательно – должно быть проникнуто не только индивидуальностью автора, но и его личностью. Если за материалом книги стоит яркая, сильная личность, то книга обязательно будет интересная. Считаю, что только при таком условии автор имеет право произнести сакраментальное булгаковское «За мной, читатель!». Поэтому начинающему литератору надо неустанно стремиться к тому, чтобы и самому стать личностью. А для этого, помимо волевых качеств, каждый писатель должен иметь в себе вполне осязаемый культурный слой – не налет, повторяю, а слой.

Пикассо сказал как-то, что художник – это тот, кто собирает впечатления отовсюду – от неба, от прошедшего человека. Вот для чего молодому литератору надо иметь зоркий глаз. Чтобы он мог сказать о жизни такое, чего я не знал раньше. Наблюдательность поможет ему рассечь любое явление до самых его корней. Ясно, что тогда вещь будет держать читателя не только ощущением узнавания нашего времени, духовного облика современника, но и радующей новизной авторского видения. Кстати говоря, если нет личных впечатлений, я бы никогда не рискнул о чем-то писать.

Еще мне кажется, что проза молодых не должна чересчур уж долго быть замешена на инфантилизме. Им надо побыстрее браться за решение тех больших проблем, которые стоят перед всей нашей страной. К сожалению, начинающие авторы чаще всего преступно долго пасутся на крошечном лоскуте поля своей жизни, хотя им-то как раз более всего и нужен смелый выход в большой мир. Молодые писатели, по-моему, должны учиться мыслить масштабнее и становиться в этом смысле, если хотите, государственными мужами.

И еще: молодому автору, по-моему, надо поменьше любить свои книги и самого себя, тогда и то, и другое будет лучше. Очень важно научиться относиться к себе более критично, потому что при работе над прозой у начинающих очень часто возникает чисто юношеский обман зрения. В детстве мы все в кусках угля выискивали золотинки и очень радовались таким находкам, потому что были уверены, что у нас в руках – чистое золото. Легковерие и наивность несли нам ощущение счастья. Не могу без улыбки вспоминать о том, как в девять лет я был настолько уверен, что стану писателем, что открыл толстую общую тетрадь и написал большими буквами: том первый. Та прыть, с которой я взялся за написание полного собрания сочинений, очень развеселила моего отца. Но признаюсь, что ничего из написанного тогда и даже из более позднего в первый том собрания все-таки не вошло. Между тем солнечным днем детства и первой строкой первой книги лежали груды и груды старательно исписанной бумаги.

Не следует забывать, что писатель начинается не с желания написать книгу и даже не с момента ее издания. Он начинается с осознания своей причастности к делам своей Родины, с огромной любви к людям, с тревоги за нашу крошечную планету, каким-то чудом ожившую в огромности этого мироздания.

О боли и доброте

Настоящий художник – а разговаривать мы, наверное, должны только о таком – всегда должен быть для, скажем так, окружающей среды неудобным, колючим, неуживчивым. По-моему, он никогда не сможет слиться, примириться с внешним миром, где все еще очень далеко от совершенства. Настоящий художник никогда не сможет сконформироваться, садаптироваться, безропотно и послушно вписаться в окружающий пейзаж. Потому что, как только это произойдет, он тут же прекратит свое существование как самостоятельная творческая единица. Вот как раз по этой самой причине художник должен изо всех сил защищать крошечный островок своей независимости и вести оттуда честные и смелые репортажи – давать трезвую и бескомпромиссную оценку всему происходящему. Вот для чего, по-моему, и существует современный художник.

Конечно, в современном истерзанном, раздерганном мире, размещенном на гигантской пороховой бочке, неприютнее всего художнику с его обостренным мировосприятием, обнаженным и чутким сознанием, впечатлительностью, с его врожденной жаждой человечности и гармонии. Но этой самой гармонии и не видать. Так что неудивительно, что жизнь художника чаще всего превращается в муку. Поэтому мне кажется, что у настоящего художника все работы должны быть переполнены болью. И чем в современном произведении больше боли, тем значительнее и сильнее его создатель. Если же ее нет совсем, то можно с уверенностью сказать, что мы имеем дело с ремеслом. Потому что жизнь наша начинается с боли и болью заканчивается – а в пределах бытия ее вообще невыносимо много. Но, несмотря на это, настоящий художник никогда не расстается с добротой – из сердца его всегда бьет солнечный лучик. Вспомните Чехова: сколько у него было боли за человека, сколько сострадания.

Больше всего огорчает то, что у некоторых начинающих авторов все работы написаны чересчур камерно, ровно, успокоенно. Не хватает в них жизненной драмы, взрывов, конфликтной энергии. Читаешь такую прозу и думаешь, что жизнь ведь гораздо сложнее и намного больше.

Кроме того, теперешние молодые литераторы в большинстве случаев несколько эстетизированы и явно любуются своим стерильным пением, а ведь как раз им было бы лучше иметь побольше раскованности, как можно больше исповедальности. А то они почему-то все по-аптекарски взвешивают и из-за этого недодают читателю как раз того, чего он от них больше всего ждет.

Часто перед тобой – умно написанная проза, вроде можно читать, что-то вроде даже задевает. Но всмотришься в нее как следует и с досадой убеждаешься, что все это пятаки, которые в метро бросают, чтобы беспрепятственно войти. И автомат всегда срабатывает на стандартный пятак. В таких случаях думаешь, что автор начеканил таких пятаков со знанием дела, ювелирно и даже талантливо. Но лучше бы он сделал один золотой, который в автомат пусть даже бы не прошел, но зато всем понадобился.

Отдают молодые дань и лакировке. Я знаю одного литератора, так среди его стереотипных и безликих персонажей нет даже по-настоящему отрицательных героев. Но ведь это не проза, это кукольный театр. Писать так не следует хотя бы потому, что уже через месяц такой автор станет неинтересным. Если вы забудете книгу такого литератора в электричке, то это вас нисколько не огорчит – а может быть, даже обрадует, – потому что, кроме набора штампов и стереотипов, вы ничего не потеряете.

Молодым можно простить все, кроме уподобления старикам – кроме дряблости, инертности, отсутствия смелости, дерзости, порыва, свежести взгляда, импульсивности, непосредственности и простоты. Мне по душе люди дерзновенные, бросающие вызов любому авторитету, в нелегком писательском труде, смелые до беспредельности, пульсирующие мыслью, активные, одухотворенные оригинальностью. Такие авторы хороши также тем, что в них нет и тени конформизма, ни намека на унижающее приспособленчество. Ведь те литераторы, которые этому подвержены, по сути дела, уже бездействуют. Когда я вижу рядом тех и других, то почему-то вспоминаю ручей, где податливые водоросли послушно повторяют движение воды и где среди этих водорослей резвятся быстрые серебристые рыбки, которые в силах плыть даже против течения.

Надо дорожить своим голосом, использовать в работе только свое. А в начинающем авторе надо прежде всего выискивать достоинства, а не недостатки. Видеть или находить недостатки проще всего. Суметь разглядеть достоинства намного сложнее. Но как это необходимо! Обнаруженные достоинства обязательно принесут их владельцу огромную пользу. Тогда даже при больших неудачах, которых у начинающего бывает – и должно быть! – сколько угодно, у него не ослабевает интерес к творчеству. А, наоборот, появится очень нужная для писателя уверенность в собственных силах. По-моему, работая с молодыми, нам надо побольше говорить о достоинствах человека – это и полезнее, и достойнее. Помните, как замечательно о непременном условии творчества сказал Габриэль Гарсиа Маркес: «Писателю больше всего нужна уверенность в себе. Уверенность вопреки всему, вопреки самой логике. Такая уверенность, чтоб даже если вам сказали, что все вами написанное противоречит самой логике, вы бы смело ответили: значит, неверна сама логика».

Тем, кто учит молодежь, надо стараться видеть шире своего привычного диапазона, восприятия. Я, например, понял, что какое-то время не мог читать и живо воспринимать «Божественную комедию» Данте Алигьери только по той причине, что для этого еще не созрела какая-то часть моей души. С никому не известными новичками дело обстоит, конечно, еще сложнее. Мне кажется, что учителям надо уметь видеть не только то, что им нравится. Считаю, что признавать только то, что созвучно тебе самому, – это обедненное состояние души. Как известно, в книгах Достоевского не хватает ярких пейзажей. Это ему в свое время ставили в вину, и это было одной из причин, почему его не хотели признавать. Но мы-то теперь очень благодарны именно тем немногим авторитетам, которые за него боролись и оставили нам Достоевского.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.