НЕТ БОЛЬШОГО ИСКУССТВА БЕЗ УБЕЖДЕННОСТИ ХУДОЖНИКА.
ТОЛЬКО ТО. В ЧЕМ ХУДОЖНИК ГЛУБОКО УБЕЖДЕН
И В ЧЕМ ОН ХОЧЕТ НЕПРЕМЕННО УБЕДИТЬ ВСЕХ.
ДОСТОЙНО БЫТЬ ПОЛОЖЕННЫМ В ОСНОВУ ЕГО ТВОРЧЕСКОЙ РАБОТЫ.
СИЛА ЛУЧШИХ СОЗДАНИЙ НАШЕГО ИСКУССТВА ИМЕННО В ЭТОМ
НЕОДОЛИМОМ СТРЕМЛЕНИИ ХУДОЖНИКОВ ЯСНО ПЕРЕДАТЬ ВАМ МЫСЛИ.
В ВЕРНОСТИ, КОТОРЫХ ОНИ ПРЕДЕЛЬНО УБЕЖДЕНЫ...
В. И. ПУДОВКИН
Он тот человек, который живет на виду у всех, на сцене или на экране, человек, заставляющий других людей плакать или смеяться, испытывать радость или печаль, гнев или сострадание. Человек этот – актер. Как стать актером? Может быть, для этого достаточно овладеть некоей суммой технических приемов, которым обучают в театральных вузах? Нет. Одной техники здесь слишком мало. Потому что актер – это человек, который видит и ощущает мир одновременно и конкретно и образно и обладает способностью превращать реальные впечатления в материал творчества. В моем представлении пьеса или сценарий в сравнении со спектаклем или фильмом – это до поры до времени пустой город, ожидающий возвращения своих жителей. И именно актеры населяют эти города, дарят им особенный облик, колорит, дыхание жизни. Исполнители обязательно привносят в любое драматургическое произведение свое ощущение времени, а это означает, что каждый поступок своего персонажа, каждое его душевное движение артист должен подкрепить мотивировками и ассоциациями, которые поймет и в которые поверит зрительный зал. Если же представления актера о мире запаздывают во времени, если в своих чувствах и ощущениях он отстанет от тех, для кого творит, он обречен. Его никто не услышит...
С чего же начинается, собственно, актерское образование? Со школьных вечеров, с чтения стихов на уроках литературы... Я начинал в годы войны. И до сих пор помню свои первые выступления в госпиталях, когда мне было 14 – 15 лет. Это были настоящие, очень серьезные встречи со зрителем, они дарили нам какое-то возвышающее ощущение взрослости. Раненые относились к нам с величайшим вниманием, как к людям, которые могут и должны принести им радость. И мы это понимали... Это не было обычной
«самодеятельностью» перед родителями у новогодней елки. Концерты в госпиталях были необходимостью для нас, потому что таким образом мы осуществляли свое желание помочь стране, помочь солдатам, и не каким-то вообще, а именно этим, живым, родным и страдающим...
Разумеется, опыт тех, кто сегодня поступает в театральный институт, отличен от нашего. Но этот опыт есть, и мы, педагоги, относимся к нему с величайшим уважением и интересом. Многие студенты Всесоюзного государственного института кинематографии, где я преподаю на III актерском курсе, несмотря на свою молодость, успели уже и поработать на производстве и отслужить в армии. И даже у тех, у кого за плечами только десятилетка, тоже есть какой-то жизненный и социальный опыт, обретенный и в соприкосновении с реальной жизнью и с ее отражением в литературе и в искусстве. И чем значительнее этот опыт, чем большей чуткостью обладает молодой человек к проблемам, которые волнуют большинство людей, тем острее в нем чувство современности, без которого, по моему мнению, не. может быть актера.
Естественно, что сегодня в своей педагогической практике я использую многое из того, что сам получил от своих учителей. Я заканчивал Школу-студию МХАТа. У нас были очень хорошие педагоги, каждый предмет был интересен и преподавался так, что многое я помню до сегодняшнего дня. Но главное все же было в том, что мы постоянно общались с прекрасными мхатовскими актерами, которые с каким-то родственным вниманием и заботой относились к нам. И можно было поздороваться и поговорить с Тархановым, с Москвиным, с Книппер-Чеховой, Качаловым, Добронравовым, Хмелевым, Станицыным. И, разумеется, их отношение к делу, их знание театра, их помощь – профессиональная и человеческая – все это оказывало огромное влияние на мои представления об актерской профессии. В силу всех этих причин
в меня глубоко «ввинчена» мхатовская школа... Мне не раз приходилось сталкиваться в людьми, которые никогда не учились и не работали во МХАТе, но, тем не менее, в их искусстве были явственно ощутимы важные составляющие этой школы. Потому что, наверное, нет такого русского актера, которого хоть боком не коснулось бы, если можно так выразиться, «учение» Художественного театра.
Естественно, что и своих учеников я «склоняю» именно в эту сторону. Я не читаю лекций, я стараюсь помочь практическими советами в тех местах, где трудно актеру. Делаешь это исподволь, потихонечку, изо дня в день... Вот, например, не справляется студент с монологом. Я помогаю понять логику развития действия, логику поступков персонажа, найти внутренние, порой невидимые с первого взгляда связи, ассоциации, пробуждающие фантазию актера, и незаметно, чтобы не подавить в нем его собственное «я», стараюсь укрепить под его ногами дорогу...
Мне кажется, нет принципиальной разницы между работой режиссера в профессиональном и в учебном театре. Различие только в уровне подготовленности исполнителей. А это приводит к тому, что процесс постановки спектакля в учебном театре протекает раз в десять медленнее, чем на профессиональной сцене...
Когда вы начинаете репетировать тот или иной эпизод, то вам волей-неволей приходится отступать все дальше и дальше... Я подразумеваю под этим то, что актер и режиссер должны погружаться в собственную жизнь, извлекая из собственных мгновений бытия реальные ощущения, впечатления, которые, соединившись с предлагаемыми в данной сцене обстоятельствами, вдруг волшебным образом вдохнут в нее подлинную жизнь.
В прошлом году, например, мы делали отрывок посвященный временам войны. Нужно было сыграть встречу солдат на вокзале. А для этого необходимо было «добыть» из студентов всё, что они знают о войне, все, что они способны почувствовать и вспомнить в связи с этим.
Здесь важно и необходимо все: и чудом сохранившееся письмо отца с фронта, и его рисунок Деда-Мороза, сделанный в землянке, и чье-то воспоминание о том, как пили чай «вприглядку», и рассказ о лошади, которая умирала от голода на городской площади, и кадры кинохроники тех лет, и тема из симфонии Шостаковича, и все произведения искусства, в которых отразились годы войны – трагические и величественные.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.