Воспоминания об Ильиче
В 1913 году я приехал в Петербург и, желая проверить, насколько энергично полиция меня разыскивает, дал свой настоящий паспорт товарищу для прописки.
В тот же день вечером явилась на квартиру товарища полиция и устроила там засаду, чтобы меня арестовать. Просидев в ожидании моего прихода 4 дня, городовые были сняты. Я за это время успел достать на чужое имя заграничный паспорт и подъезжал на пароходе к шведским берегам. Заграничный паспорт у меня был на имя магистра философии Гельсннгфоргского университета, а для пущей конспирации на голове белая университетская фуражка, которую в Финляндии носят как студенты, так и все, окончившие университет, в продолжении 10 лет по его окончании. Эта традиционная белая фуражка, с черным бархатным околышком, дает ряд привилегий ее владельцу. Полиция смотрит на «шалости» пьяных буянов в этих шапочках сквозь пальцы и, вместо участка, отправляет их домой, буржуазный обыватель в отношении их ведет себя предупредительно, поездная бригада, кельнера, носильщики - чрезвычайно вежливы.
Словом, имея в кармане паспорт магистра философии, а на голове университетскую фуражку, я чувствовал себя в дороге очень удобно.
Что же касается отношения рабочих к белофуражечникам, то оно было и тогда скрыто - враждебное, ныне же такая белая фуражка служит в глазах рабочих признаком принадлежности к фашистам.
Уезжая за границу, я захватил с собою из города Выборга небольшую корзину с весьма важными партийными документами, имевшими отношение к Лондонскому съезду нашей партии.
Эти документы я захватил, чтобы отвезти их в Бюро Центрального Комитета в гор. Краков, в Галиции, где жили в это время Ленин, Надежда Константиновна Крупская и Зиновьев с семьей.
В то время, как у всех пассажиров, входящих на пароход, осматривают багаж, у меня, благодаря моему документу и внешнему виду (фуражка!), таможенный чиновник даже не открыл корзины.
В Стокгольме таможенные чиновники также были чрезвычайно любезны и предупредительны. Но на станции железной дороги, перед отъездом в Германию, я, благодаря своей фуражке, пережил небольшую неприятность. В ожидании отхода поезда, я вышел на перрон и остановился у готового к отходу и дрожавшего от напряжения паровоза и стал его рассматривать. Вдруг паровоз как - то яростно зарычал и на меня сверху мелким дождем посыпалась липкая, масляная, черная грязь. В одну минуту моя белая фуражка и серый костюм превратились в черт знает что. Я быстро отскочил от паровоза, растерянно огляделся кругом, затем повернулся к паровозу, хотел было поднять скандал но, поглядев на ехидную рожу машиниста, я... понял. Он таки отомстил «привилегированному буржую»!
Когда, приехав к Владимиру Ильичу, я рассказал ему об этом происшествии, он весело посмеялся надо мной и, поняв чувство машиниста, поведения его, все же, не одобрил.
Застал я Владимира Ильича не в самом Кракове, а в небольшой галицийской деревне Поронине, приютившейся между Карпатских гор на берегу небольшой горной речки, куда он переехал на лето вместе с товарищем Зиновьевым. Домик, в котором жил Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и ее матерью, был деревянный, одноэтажный и состоял из 2 - х комнат и кухни. Комната, где работал Владимир Ильич, поражала своей простотой: бревенчатые стены, вдоль которых деревенский плотник смастерил из грубо распиленных досок длинные полки, были заставлены книгами, простой, некрашеным стол и три - четыре табуретки. Вот и вся обстановка. Так как полки не вмещали всех книг, то часть их была разложена на поту, там же лежали груды газет и журналов на всех почти языках Европы.
До этого Владимир Ильич жил в Париже, куда, незадолго до его отъезда в Галицию, я ездил в 1912 г. Там его комната мало чем отличалась от этой, разве только была меньше и стены были оклеены обоями, но полки вдоль стен и газеты на полу были и тут и там одинаково расположены.
Владимир Ильич, работая много, очень любил делать длинные прогулки в горы либо пешком, либо на велосипеде. Когда я приехал, велосипед Владимира Ильича был не в порядке и он был лишен возможности им пользоваться для своих дальних поездок к русской границе, куда он иногда ездил, чтобы посмотреть на Россию. А так как настоящей России, т. - е. трудового народа, от пограничной линии не увидишь, приходилось ограничиваться только видом пограничной охраны и иногда русских жандармов.
Но Россия трудовая, пролетарская Россия знала, что Владимир Ильич находится близко от нее.
Пролетарская Россия ежедневно читала его статьи и заметки, в только что начавшей тогда выходить, «Правде». Для того, чтобы быть ближе к пролетариату, чтобы скорее отзываться на его нужды, руководить его борьбой, переехал Владимир Ильич из далекого Парижа в пограничную галицийскую деревеньку Поронин. Получая ежедневно огромную почту из России, главным образом, газеты Владимир Ильич запирался у себя в комнате, запоем прочитывал полученные газеты, в первую очередь, конечно, «Правду», а затем несколько часов писал письма, статьи, корреспонденции и проч. И только, отправив все написанное на почту, а носил он на почту всегда лично сам, он отправлялся или на прогулку, или купаться в холодной воде горной речки.
И так изо дня в день проводил Ильич свое время в изгнании, страстно, стремясь поехать в Россию, чтобы с головой окунуться в революционную борьбу, которая разгоралась там, в 1913 г. Но партия не могла рисковать тогда жизнью Владимира Ильича и принудила его жить «вне пределов досягаемости» царских жандармов. Партия знала, что жизнь вождя нужно сохранить до решающих боев, и партия не ошиблась: когда пришел Октябрь, Владимир Ильич взял в свои руки штурман революции и сквозь шквалы и ураганы направил ее в пролетарское русло.
Проживая в Галиции, Владимир Ильич не был оторван от России, как были оторваны от нее вожди меньшевиков и эсеров, так же работавшие за ее пределами над свержением самодержавия. Ломимо самой тесной связи с пролетариатом через «Правду», Владимир Ильич был тесно связан с ним через партийных работников при всяком удобном случае приезжавших к нему из России посоветоваться, набраться энергии и знаний.
За лето 1913 г., когда я в два приема прожил короткое время около Владимира Ильича, к нему приезжали из России несколько раз депутаты - большевики 2 - й Государственной Думы - Бадаев, Петровский, Мураиов, Самойлов, Шагов и, оказавшийся впоследствии провокатором, Малиновский, а также товарищи Лашевич, Сталин, Глебов - Авилов, Медведев Сергей, покойная ныне Дерябина, Размирович Елена и мн. др.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Пьеса в одном действии
Письмо третье, в котором тов. Рудаков говорит о Ленине, о старой гвардии и о старых «перманентах»