Фрунзе не ответил. Надзиратели начали торопить: «Скорей! Скорей!...»
Молчание нас пугало.
Но вот Фрунзе вышел из камеры с вещами и крикнул:
- Прощайте, Товарищи! Переводят к смертникам...
Грохот закрывшейся за ним двери оборвал конец фразы. Первые минуты каждый из нас чувствовал себя оглушенным. Смертная казнь! За что?
И вдруг, словно по команде, все закричали:
- Сволочи! Палачи!
- Протестуем! Объявим голодовку...
в двери полетели табуретки, параши... Всю ночь волновалась тюрьма. Наутро была объявлена массовая голодовка...
Против нас начались репрессии: избивали, бросали в карцер, пороли... Но и эти меры не помогли. Тогда нас развели по разным тюрьмам. Вместе с несколькими товарищами я лопал в губернскую пересыльную тюрьму. Позже мы узнали некоторые подробности о судьбе Фрунзе.
На суде Михаил Васильевич держал себя удивительно хладнокровно. Он заявил, что действительно является руководителем Ивановской организации большевиков, и открыто признал, что организовывал рабочих на борьбу с царским правительством, с монархией, выступал на собраниях, участвовал в подготовке вооруженного восстания. В заключение Михаил Васильевич заявил:
- Я убежден, что наша партия идет по верному пути. Революция победит! Победит во что бы то ни стало!...
Приговор о смертной казни он выслушал спокойно. Ни один мускул не дрогнул в его лице. Рассказывают, что даже председателе суда, взглянув на него, только удивленно пожал плечами и пробормотал:
- Что за человек!
Суд вынес явно незаконное решение, и защита подала кассацию. Пока разбиралась кассационная жалоба, Фрунзе сидел в камере смертников и усиленно занимался... изучением английского и итальянского языков. Каждые два - три дня на рассвете в коридоре смертников гремели замки и кого - то уводили на виселицу.
Приговор отменили, дело было направлено на доследование и новое разбирательство, которое тянулось два года. Суд снова вынес смертный приговор. Но за жизнь Фрунзе боролись партийная организация, товарищи на воле, родственники. Общественное мнение, прогрессивные люди были также на стороне Арсения. В результате смертная казнь была заменена шестью годами каторги.
В начале 1911 года меня судили. Я был приговорен к четырем годам каторги и снова водворен во Владимирский каторжный централ. Но даже здесь я пережил радостные минуты, узнав, что Фрунзе жив.
С Михаилом Васильевичем мне удалось увидеться только через месяц: ему так же, как и мне, разрешили работать в столярной мастерской. Длительное пребывание в заключении подорвало здоровье Фрунзе. Лицо его стало прозрачным, появился подозрительный румянец - все признаки туберкулеза. Но он остался таким же бодрым, деятельным, каким я знал его два с лишним года назад.
Я бросился к нему, мы расцеловались. Начался бессвязный, торопливый разговор, как всегда у друзей после долгой разлуки. Я рассказывал о нашем процессе, о том, как держались товарищи на суде: никто не раскаивался, никто не просил пощады.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.