- Еще никогда не была весна такой праздничной, такой пышной! Или это мне кажется?.. Пожалуй, это мне кажется. За все эти годы я не видел, не замечал природы - ни весны, ни цветов, ни птиц. - Он усмехнулся я покачал головой. - Совсем разучились смотреть на лес как на место прогулки, где так приятно пройтись с ружьишком. Он для нас был только местом расположения батальона или полка. И река представлялась только рубежом, преградой, которую надо было взять во что бы то ни стало. - Володя вдруг добродушно улыбнулся: - А хорошо!...

- Да, здесь хорошо, здесь очень хорошо, - согласился Сергей Кузьмич.

- Все навёрстывается в природе, никакие буря, потрясения я жертвы ей нипочем. Я говорю: хорошо, что все эти красоты, - Володя широко повел рукой, - мы отстояли для себя.

- Ты так говоришь, будто войне конец. А она продолжается. И, может быть, через неделю или уже завтра на эти дикие розы, на наш сад и на нашу лабораторию упадут бомбы врага. Потом, конечно, все наверстается. Снова расцветут розы - такие же или еще пышнее; кто - то восстановит сад - еще красивее и лучше. И ты, вернувшись с новой победой, построишь вместо лаборатории целый институт.

- Ну, нет, Сергей Кузьмич, - возразил Володя. - Бомбы на эту землю и на лабораторию не упадут, ручаюсь! После гитлеровцев самураи для нас не сила.

Володя, уколовшись о шипы, оставил попытку сорвать несколько цветков. Старик вынул нож, аккуратно срезал ветки с розами, твердыми пальцами обломал колючки и подал букетик зятю.

- Пойдем завтракать, - сказал он и вздохнул.

Они шли к дому и говорили о чем угодно, только не о том, о чем оба думали неотрывно. Держа перед собой цветы, Дубровин смотрел на них с пристальным вниманием, будто на живого человека, и рассказывал, как праздновала Москва День Победы. Сергей Кузьмич украдкой посматривал на него и спрашивал себя с волнением: почему Володя не решается заговорить о Шуре?

После завтрака они вышли в сад покурить. Поймав тревожный взгляд старика, Володя не мог больше уклоняться от разговора о самом главном.

- Вот сидим мы с вами, Сергей Кузьмич, и я все не могу отделаться от ощущения: нас не двое, а трое. Она вышла на минуту и сейчас вернется. Пойдемте...

Забавников узнал чемодан Шуры, едва Володя снял с него чехол: с этим чемоданом он отправил дочь на фронт.

- Вот и все, - тихо сказал Володя. - Добрые люди сберегли все, что осталось. Теперь вы понимаете, почему я задержался. Я не мог вернуться к вам, не разыскав ее могилы...

Он вынул из чемодана шинель. Ее шинель! Она была порвана в нескольких местах, на грубом сукне темнели пятна. Ее кровь! Сергей Кузьмич безмолвно припал к шинели лицом.

Володя, стараясь не смотреть на старика, разбирал шурины вещи - до этого момента он не посмел коснуться их. Достал два летних платья, ни разу не пригодившиеся Шуре в походах. В чемодане нашлось место и для книг - Дубровин увидел подаренный им Шуре томик Лермонтова и истрепанную, без обложки книгу «Как закалялась сталь».

Володя передал Забавникову шурины ордена - Славы и Отечественной войны. Забавников целовал ордена и плакал, уже не сдерживаясь:

- Доченька моя... доченька... Как жить без тебя!

Дубровин, сам едва не плача, старался, как мог, успокоить старика.

- Вот карточки, Сергей Кузьмич...

На бледной любительской фотографии Шура была снята незадолго до смерти: в маскировочном халате, с автоматом в руках, она сурово всматривалась в заснеженную даль, простиравшуюся перед ней. Сергей Кузьмич взял другую фотографию: под большим ветвистым деревом стояла каменная плита с высеченными на ней звездой и надписью: «Комсомолка Шура Забавникова отдала жизнь за Советскую Родину. Вечная слава героям Отечественной войны!».

- Ее товарищи передали мне вот это, - сказал Володя и протянул старику пожелтевшую газету.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.