Бывают дни, когда события проносятся одно за другим как пули в бою. То были тревожные для Советской страны дни. Колчак неудержимо теснил не окрепшую еще Красную Армию. Весной девятнадцатого года его войска заняли Уфу, Лбищенск, на волоске держался Оренбург, окруженный восставшими казаками...
Вечером на станцию Покровское отступили части Красной Армии. Они принесли плохую весть: одна наша дивизия не смогла пробиться и очутилась в тылу у белых. В этот же день и в нашем авиационном отряде была потеря: с разведки не вернулся самолет, и у нас осталось всего три машины.
Я плохо спал в ту ночь: издалека доносилась глухая канонада, лязгали скопившиеся на станции эшелоны... Рано утром меня спешно вызвали в штаб. Я наскоро пожевал кусок воблы с хлебом и вышел на улицу. В легкой мгле апрельского утра мерцали еще звезды. Ветерок колыхал ветки с молодой листвой. С крыши соседнего дома взлетели голуби, искупались в воздухе и снова сели на крышу. Свежесть утра, стремительные голубиные взлеты придали мне бодрость, и я засвистел марш.
- Не спеши, пойдем вместе, - раздался сзади голос.
Я оглянулся: меня догонял Суранов. Его высокая, немного сутуловатая, худощавая фигура и угрюмое лицо в редких крапинках оспы показались мне необычными. Суранов протянул мне левую руку, на которой в запястье болтался тяжелый браслет, прищурил левый глаз и спросил:
- Спешишь?
- Вызывают, - ответил я.
- Сегодня пятница, - сказал он, поморщившись. - Заметь, Вася: самый несчастливый день - пятница.
Я уловил исходивший от него запах спирта. Суранов был убежден, что есть счастливые и несчастливые дни и даже минуты. Пятницу он считал несчастливым днем и старался в этот день не летать. Наверное, идя сегодня на полет, он и выпил. Однажды я застал его с фотографией в руках. На групповом снимке летчиков десять лиц были отмечены крестиком.
- Вот видишь, - с грустью сказал он мне, - это все покойники... разбились... А ребята были - перец. Судьба... - жалобно и обреченно протянул он, - может, и мне скоро крест поставят.
Мне он казался немного подозрительным: от несчастья он защищался тяжелым браслетом; в отряде говорили, что в летном его шлеме зашит крестик - талисман от аварий... Однако Суранов был храбр до дерзости, редко терялся и в любом деле проявлял энергию и настойчивость.
Алексей Суранов - сын рыбака. В мировую войну он служил мотористом в гатчинской авиационной школе и там же стал летчиком. Отправке на фронт помешала февральская революция. Бросив Гатчине, он ушел в кипевший революционный Петроград. В дни Октября, став шофером, он перебрасывал красногвардейцев из района в район, не страшась выстрелов... Его грузовик мелькал то у Смольного, то на Выборгской стороне, то на Невском. С началом гражданской войны Суранов попал в авиационный отряд и в его составе прибыл на колчаковский фронт. За смелые полеты, за хорошие посадки он был в отряде на виду и считался асом.
Всегдашним спутником Суранова был я. На ответственные задания мы обычно летали вдвоем. И все же Суранов оставался для меня непонятным до случая, о котором я сейчас хочу рассказать.
Уже совсем рассвело, когда мы подошли к зданию школы, где был размещен штаб отряда.
При входе нас встретил командир отряда Ляховицкий:
- Говорите, как себя чувствуете? Вместо ответа Суранов поднял большой палец вверх. Это означало наилучшее.
- Ну и хорошо. Вот вам карты - десятиверстки - и давайте за мной.
Скрипучая дверь пропустила нас в кабинет командира. На столе несмотря на утро горела большая лампа. Комиссар, рослый электротехник, склонясь над столом, что - то писал; на столе карандаши, карты, папиросы. Командир предложил нам закурить и поднес спичку себе, мне и потом Суранову. Суранов потушил огонек и зажег свою спичку; я подумал, что он боялся прикуривать третьим: на фронте это считалось предзнаменованием смерти.
- Ну, - затянувшись папиросой и посмотрев на карту, сказал командир, - приступим к делу. Вот читайте директиву командования...
Нам предстояло вылететь в тыл к белым, найти там нашу, отрезанную от основных частей фронта дивизию, сесть, лично вручить командиру пакеты и оставить для связи голубей. Задача сложная и опасная. Посадка в расположении белых означала бы потерю самолета и экипажа.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.