Пожалуй, у каждого в семейном альбоме хранится такая фотография. Последний школьный снимок. И будто не в объектив, а в свое будущее всматриваются вчерашние десятиклассники. Планы, мечты, надежды...

Мог ли знать Леша Прасолов (он на снимке в первом ряду в центре), что жизни ему отпущено всего два с небольшим года! На год лишь переживет своего друга Боря Белопольский (крайний справа в последнем ряду). Через три года после последнего школьного звонка придет последняя весточка о Мише Скворцове (крайний справа в первом ряду). «Погиб смертью aхрабрых», – будет сказано в ней...

Выпуск 1941 года... Обычный снимок из семейного альбома. Его прислала нам племянница Алексея Прасолова, выпускница 1981 года, студентка Московского университета Екатерина Прасолова.

«Среди вещей моего дяди, погибшего на Курской дуге, – пишет в редакцию Екатерина, – нашелся альбом со стихами, в котором было стихотворение «Наше будущее» – о будущем одноклассников, написанное в марте 1941 года, за три месяца до окончания школы и начала войны. Я решила попытаться разыскать кого возможно и узнать, как же сложилась их жизнь... Я попыталась понять, что давало им, тогда моим ровесникам, силы выстоять в такое тяжелое время. На поиски ушло два с половиной года...»

Мы отворили дверь в кабинет географии. Все парты были уже вынесены в ожидании летнего ремонта. На месте классной доски остался светлый прямоугольник. Наверху гремела музыка – это шел наш выпускной вечер. Юлька пристроилась на подоконнике с гитарой. Открыли окно – светало. Через два часа мы перестанем быть 10 «А».

– Спрятались? От меня вам не спрятаться. – Игорь рывком распахнул дверь и гулко прошагал через пустое класс. – Небольшое интервью: пожалуйста, несколько слов о том, как вы представляете себе свое будущее. В руках у Игоря была тетрадь. Такие тетрадки оставляет после себя почти каждый выпускной класс.

Маленький альбомчик в коричневом переплете лежал в потертом кожаном портфеле, перевязанном крест-накрест веревкой, вместе с выпускной фотографией, папкой пожелтевших воинских треугольничков и отличным аттестатом, выданным в 1941 году на имя моего дяди, Алексея Михайловича Прасолова, выпускника 10 «А» школы № 2 Юго-Западной железной дороги (раньше были ведомственные школы).

В альбомчике были стихи – очень немного и совсем непримечательные с литературной точки зрения, но они впервые заставили меня провести параллель между ним, моим дядей, в 41-м почти ровесником мне, чуть старше, и мной, между тем поколением и нашим – выпускниками 81-го.

На двух тетрадных листах под заголовком «Наше будущее» мой дядя изложил предполагаемую судьбу своих одноклассников. Кое-чьи планы он знал, кое-что вывел логически, сообразуясь с привычками и чертами характера, а больше фантазировал наугад.

Про себя он знал: сразу после школы – армия. А потом непременно учиться дальше. И конечно, в области точных наук. Недаром он сам, не заглядывая в учебник, доказывал в классе теоремы и замещал заболевшего учителя.

Он будет первым в семье, кто получит высшее образование. Вероятно, ему придется одновременно учиться и работать: мать на свою маленькую зарплату тянет их троих, и все ее надежды теперь на него, на старшего сына.

...Дядя Леша, тогда еще просто Леша, два раза обвел дату под стихотворением – «Март 1941 года», потянулся и взял со стола газету.

События пахнут порохом: фашисты во Франции, фашисты в Польше – почти всю Европу уже захватил Гитлер.

Неужели придет и наша очередь? Ведь была уже финская. Что, если она пролог другой, гораздо более страшной и долгой войны?

В это не верилось, потому что верилось в будущее, такое, каким он его только что описал, потому что это не вязалось с неторопливым спокойствием сыроватого московского вечера второй половины марта.

...До начала войны оставалось три месяца. Три месяца до того дня, когда он подаст заявление в военкомат.

12 августа бабушка проводила дядю Лешу в Саратовское танковое училище.

Теперь все, что она знала о старшем сыне, заключалось в маленьких потертых треугольничках, которые время от времени приносил почтальон. Письмо от 7 сентября начиналось гордой фразой: «Мама! Я сейчас зачислен курсантом танкового училища». В одной из ноябрьских открыток как бы между делом проскользнуло: «Учусь я неплохо – отличник...» Основное содержание писем он посвящал не себе: «Женик! Напиши мне, чем ты занимаешься и как живешь. Ты тоже скоро будешь большой и приедешь ко мне в училище учиться на танкиста. Мама! Обо мне не беспокойся. Я еще ничего трудного не видел». «Ира, ты пишешь, что учишься, но не знаешь, что из этого получится. Не лучше ли, если ты поступишь работать, т. к. дальше жить на такую сумму, я думаю, невозможно. Насчет учебы можно будет говорить, когда наши дела на фронте пойдут в гору, когда мы освободимся от проклятых фашистов. Тебе ведь осталось учиться один год. Подумай об этом».

Может быть, потому, что у меня самой нет ни сестры, ни брата, я сразу отметила именно эти слова – слова старшего в семье мужчины, обеспокоенного тем, что домашние неожиданно и надолго остались без него, да еще в такое время. Вообще-то именно таким – старшим, главным, почти наравне с матерью, его и запомнили и тетя Ира и младший брат Женик – теперь давно уже не Женик, а Евгений Михайлович, мой папа.

В начале 43-го года стало ясно, что учеба в Саратове заканчивается. 26.1.43: «Учиться будем, видимо, недолго. Скоро выпустят, но не техником, а лейтенантом. Это значит – командир экипажа танка». 17.2.43: «По новому приказу нам выдали погоны». И, наконец, после долгого молчания: «Едем на фронт!» (7.6.43)

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.