Ищу класс 41-го

С фронта не было ни одного письма.

5 июля 1943 года началась Курская битва. На равнине под Прохоровкой развернулось грандиозное танковое сражение.

В начале августа на имя бабушки пришло извещение: «Уважаемая Екатерина Матвеевна! Ваш сын, старший лейтенант, командир танка Прасолов Алексей Михайлович пропал без вести в боях на курско-орловском направлении».

Спустя много лет через общественные организации и военные архивы удалось установить: танк, которым командовал старший лейтенант А. М. Прасолов, был подбит 10 июля на окраине поселка Каменный Лог Прохоровского района. Когда экипаж покидал машину, по нему дали очередь из люка немецкого «тигра». Стрелок и заряжающий были убиты, командир тяжело ранен. Водитель вынес его из боя и погрузил в санитарную машину. Но ранение оказалось смертельным, и дядя Леша скончался по пути в госпиталь...

...До конца своей жизни, несмотря ни на что, бабушка молилась за старшего сына, как за живого.

...Что заставило меня взяться за поиск одноклассников дяди Леши? Может быть, чувство преемственности и наследственности по отношению к предкам и вообще родственникам, существующее в нашей семье как фамильная черта, как традиция, в силу которой и меня назвали именем бабушки – Екатерина. Может быть, просто интерес к людям и судьбам, свойственный, как говорят, и дяде Леше тоже. Идея разыскать тех, кто был упомянут в стихотворении «Наше будущее», и выяснить, как сложилась их судьба, возникла во время какого-то родственного «сбора» у нас дома, возникла не у одной меня, а у нескольких человек сразу, и, раз поддержав эту идею, я уже не могла от нее отказаться.

Впрочем, была и другая причина.

Вопрос о смысле жизни, о том, насколько возможно воплотить в действительность свои планы, о том, способны ли мы – я и мои сверстники – к большому и важному делу, стоял для меня так же, как стоит он и для всякого другого.

Понятия «героизм», «подвиг» подчас кажутся абстрактными. Но абстрактного подвига не бывает. И важно видеть в героях просто людей, чтобы оценить величие сделанного ими, чтобы понять, откуда они черпали силу и мужество, и чтобы узнать себя. А для этого нужно хотя бы в воображении, хотя бы ненадолго. «примерить на себя» их судьбу нужен лично близкий, для каждого свой, пример – пример людей, которые прожили не напрасно. Таким примером должны были стать для меня одноклассники дяди Леши, которые в 41-м были нашими ровесниками.

Но как разыскать их по прошествии стольких лет и практически при полном отсутствии каких-либо сведений?

Я думала сначала, что это невозможно.

Оказалось – возможно.

И вот я сижу за столом напротив сестры Бориса Белопольского, к которой меня привела счастливая случайность: ее неожиданно встретила М. И. Крушинина, единственная одноклассница дяди Леши, с которой не была утрачена связь; сижу в старой квартире на Большой Грузинской, той самой, куда, как к себе домой, забегал дядя Леша, собирались на вечеринки одноклассники.

Я уже разобрала и прочитала фронтовые письма Бориса, а Софья Яковлевна рассказала мне все, что могла рассказать о брате, начиная с того дня, когда он вместе с дядей Лешей пошел в военкомат.

В военкомате Бориса признали негодным к военной службе (по зрению). Здесь, в этой самой кухне, где Софья Яковлевна поит меня чаем, он без конца повторял матери и сестре: «Я все равно пойду! Все наши идут, и я должен идти!»

Скоро в Москве не осталось никого из друзей. Одноклассники разъехались по разным городам в военные училища. Лучший друг, Леша Прасолов, писал из Саратова редко и коротко.

...Будучи «отвергнутым» медкомиссией военкомата, Борис поступил учиться на исторический факультет МГУ. По вечерам, слушая сводку Информбюро, отодвигал в сторону учебник и, щурясь, смотрел в одну точку на стене.

Университет вскоре эвакуировался. Борис остался, работал на карбюраторном заводе.

В октябре 41-го Белопольские уехали в Саратов. В дороге Борис вдруг решил, что поступит в Саратовский университет на физмат. «Историки нужны будут потом, сейчас нужнее те, кто может делать историю», – сказал он матери. Карточной продуктовой нормы в эвакуации едва хватало, чтобы поддерживать силы. Холода крепчали, а топить было нечем.

Борис устроился работать ночным сторожем. Заступал на дежурство в 10 часов вечера и до 5 утра, кутаясь в тулуп, бормотал стихи или решал шахматные задачи, чтобы осилить дремоту. Днем нужно было идти в университет. Однажды, за два часа до дежурства, когда Борис собирался немного поспать, в дверь постучали. На пороге стоял высокий молодой человек с обритой по-солдатски головой, в форме курсанта танковых войск.