Есть города, способные уже сами по себе многое поведать приезжему. Светлогорск – один из таких одаренных, я бы сказал, раскованных рассказчиков. «Разговор» со мной он начинает, что называется, с места в карьер – с юношеским пылом, с непосредственностью общительного собеседника, не дожидаясь вопросов, не сомневаясь, что мне будет интересно. «Родился я в марте 1954 года, в тот день, когда на улицах затерянной в полесской глухомани деревни Шатилки появились первостроители знаменитой ныне на всю Белоруссию Василевичской ГРЭС... Городом, правда, меня признали не сразу. Шесть лет спустя. Но и если придерживаться «метрики», мне уже двадцать!..»
«Уже!..» На его юношеском лице ни одной морщинки. Стройный, подтянутый, стоит он близ Березины, вглядываясь в лесные дали, сгорая от нетерпения, словно спринтер, готовый рвануться в беге, – так хочется ему поскорее повзрослеть, посолиднеть. Он не задумывается пока над простой истиной: молодость – понятие относительное. Он еще не знает, что когда-нибудь в ответ на веское: «Мне уже двадцать!» – возьмет да и скажет сам, пряча улыбку: «А мне еще только пятьдесят!»
Встречу и с двадцатилетними и с людьми уже в годах, но не утратившими взрывчатости души, энергии, веселости нрава, Светлогорск подарит мне позднее.
А пока... Хорошо ходить по его проспектам, площадям, паркам, дивиться оригинальности планировки его жилых массивов, так приятно не похожих на то, что, увы, частенько можно встретить в других городах, где по прихоти ее величества «серийности» люди путают дома и подъезды; щуриться от яркого солнца, небесной голубизны, дышать крепким настоем хвои и слушать, слушать...
«Я вполне современен, даже красив, не правда ли?» – Он немного хвастается. Но простим ему. Это опять же от молодости: хочется блеснуть своими достоинствами. («Недостатки, мол, ты и сам обнаружишь».) Что ж, все верно! Вот он, весь на виду, у меня – просторный, чистый, спланированный в добром согласии с «розой ветров» – в городе химиков химией нисколечко даже не пахнет: его промышленная зона отделена от жилых кварталов более чем двухкилометровой зеленой зоной. Он дерзостно похваляется своими новыми микрорайонами – белокаменными островами посреди моря лесов. «Это гордость наша», – : скажут мне, когда я буду уже не один ходить, смотреть, и дома эти, словно предназначенные для европейского круиза корабли – многопалубные, с празднично расцвеченными фасадами, – выплывут вдруг из-за красностволья сосен. А сейчас... Светлогорск пытается «добить» меня цифрами на многочисленных уличных стендах, панно, впечатляющей мощью корпусов своих промышленных гигантов, обилием строительных площадок, зазывным видом спортивных сооружений, зон отдыха, гостеприимно распахнутыми дверями магазинов, кафе, дворцов культуры... Он смотрит веселыми глазами чистых окон. И улыбается. Широко, с какой-то доброй хитринкой, как бы приберегая – на дальнейшее – что-то очень значительное, как бы говоря: «Вот рассказываю я тебе о себе, но это так, для первого знакомства, главного ты пока еще не знаешь...» «Чего?» – спрашиваю я, окунаясь в свежесть весеннего утра, прислушиваясь к веселой мешанине уличных звуков – птичьему щебету, голосам детворы, заполнившей скверы, к долетающей откуда-то песне....
...Их было тысяча семьсот пятьдесят – стариков, женщин, детей. На рассвете на деревню Ола, где они жили, вышел из леса батальон эсэсовцев. По окнам приземистых изб хлестнули автоматные очереди, струи огнеметов. Выбегавших из пламени расстреливали в упор.
После войны вернулся на многострадальную землю солдат. Родной его Олы больше не существовало. Но он не захотел примириться с этим. Поставил новую избу, а рядом, на месте сгоревшей, захоронил пепел – все, что.осталось от его дома, от его семьи...
С экрана на меня смотрело лицо теперь уже глубокого старика. Он стоял возле могильной ограды, сгибаясь под непомерной тяжестью пережитого. Крупным планом, в сетке морщин, глаза, и в них – не стертая временем, непреходящая трагедия Олы. Той Олы, чье имя значится в бесконечном списке сел и деревень Белоруссии, расстрелянных и спаленных гитлеровцами. Олы, над надгробием которой сегодня набатно гудят колокола Хатыни...
«Ваши памятники – это памятники, взывающие к жестокости и мести», – вопиют те на Западе, кому хотелось бы, чтобы люди забыли о преступлениях фашизма.
Нет, не для этого встала над пеплом Хатыни бронзовая фигура старика, простирающего руки с убитым мальчонкой. И не эти чувства вызывала неистребимая боль в глазах человека, которого увидел я на экране фильма, созданного молодыми парнями из самодеятельной киностудии. И тот – бронзовый и этот – живой, словно неукротимый дух Олы, неотступно шли рядом со мной по земле, где некогда была деревня с таким звучным названием. Гомельщина, Светлогорск, Светлогорский район – так зовется эта земля сегодня.
«Смотрите, какая она! – как бы говорили людям незримые мои спутники. – Смотрите и помните: ничто не возникает из ничего; ценой страданий, ценой жизни оплачен ваш мир. Погибшие не исчезли, не ушли в небытие. Здесь они! Во всем: в сиянии солнечного утра, в улыбке ребенка, в вашей собственной радости... Смотрите и помните...»
...Светлогорск продолжает рассказывать о себе: «...средний возраст шестидесяти тысяч моих жителей – комсомольский. Энергетики, химики, бумажнику нефтяники, строители. Люди тридцати национальностей...»
– Как живут они? Каковы их интересы, духовные запросы? Что «высекается» при столь характерном для нашего времени контакте: молодой город – молодые жители? Какие возникают проблемы и как они решаются?
Светлогорск на минуту задумался, но только на минуту. «Я познакомлю тебя с человеком, лично причастным ко всему окружающему, с первым секретарем горкома партии Владимиром Константиновичем Левчиком».
Он из поколения тех, чье детство и юность были опалены войной. Из тех, кого молодость водила в поход на послевоенную разруху, когда от усталости подкашивались ноги, и поесть вволю было нечего, и передохнуть некогда. Годам учебы недоставало многих радостей нынешнего студенчества, а раннее приобщение к партийной работе потребовало полной отдачи всех духовных сил делу.,
Коренастый, с энергичным лицом, жилистыми руками рабочего, волевой, динамической натуры человек, он круто начал. В первый же день по его настоянию на бюро горкома партии кому-то дали «строгача», кого-то сняли с работы. Светлогорск, когда Левчика избрали первым секретарем, был еще очень далек от того, каким увидел его я. Да и много позднее – тоже: «...в третьем микрорайоне дома № 40 и № 29 в проектной документации значатся девятиэтажными, а на деле у каждого на четыре этажа меньше... У нас работают две школы рабочей молодежи... без зданий школ. Не имеет своего помещения и единственный в городе техникум. Ютится на «подселении» у городской библиотеки музыкальная школа...»
Это строки из давней газетной статьи Левчика. Сегодня затронутые в ней проблемы – достояние прошлого.
Многое изменилось в городе. Ну, а сам Левчик? Он тоже во многом изменился. Иным стал его подход к людям. В пору, когда трудностям, казалось, не будет конца, когда справиться с ними представлялось возможным, лишь апеллируя к кому-либо в Минске, а то и в Москве, любой, даже не столь серьезный промах «своего» хозяйственника вырастал в глазах секретаря в нечто большее, порождал сомнение в способности работника исправить ошибку. Теперь он сам называет это личным «пробелом в человековедении», о чем-то сожалеет, винит себя за былую горячность, резкость. Переоценка коснулась самого важного: не только он, Левчик, думает, переживает, тратит нервы, то же самое делают и другие с ним рядом – ради успеха общего дела. И застрельщиками многих славных трудовых дел стали вместе с коммунистами светлогорские комсомольцы. Они брали на себя самое трудное, необходимое.
«Это улица Ленина. С нее я начинался. Впрочем, не с нее, а, как ты уже знаешь, со строительства Василевичской ГРЭС, вырабатывающей ныне почти столько электроэнергии, сколько давали все электростанции России в 1913 году. От ГРЭС и пошло название города. Свет – понимаешь?»
«Нравятся тебе эти двухэтажные домики? Хороши, правда? А ведь они, между прочим, даже не вчерашний, а позавчерашний день моего жилищного строительства. Как и что я строю теперь, ты еще увидишь... А это наш городской музей...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказывает Татьяна Казанкина, заслуженный мастер спорта, двукратная чемпионка Олимпийских игр 1976 года по бегу