К моему пятидесятилетию в октябре минувшего года в печати появилось несколько статей обо мне. Я отложил их. чтобы потом спокойно, не спеша перечитать на досуге и в одиночестве. Но сейчас понимаю: нет, не скоро еще соберусь перечесть... Пусть не обижаются на меня те. кто так тепло написал обо мне целых восемь лет спустя после прощального моего матча, – я благодарен им. Но с трудом могу теперь представить себя читающим о своем футбольном прошлом. Вместе с тем я и сегодня с не меньшим волнением читаю почти все, что пишут о футболе. Я работаю в футболе, мне поручены mважные дела – и в первую очередь меня волнует день сегодняшний и завтрашний.

Помните у Маяковского: «...и большое понимаешь через ерунду». Я полюбил эту строку, хотя, возможно, слишком по-своему ее толкую. Но я понимаю так: в большой жизни «ерунды» не существует. Все слито, притерто, взаимосвязано. Когда живешь активно, мелочей не бывает – все важно. Люди, позволяющие себе в подробностях жизни самовыявляться вполсилы, вряд ли многого добьются.

И вот, оглядывая свою жизнь, я вижу много интересного и существенного совсем не обязательно в тех событиях, что проходили у всех на виду. Понимаю, что как раз огорчения, пережитые в одиночестве, знакомом каждому человеку большого спорта, и приучали меня к самостоятельности мышления, к раздумьям о жизни вообще и своем будущем.

Футбол четверть века ежедневно, если не ежечасно, подчинял себе мою жизнь. Мяч, однако, никогда не заслонял собою мир, в котором я жил. Я не раз уже говорил, что благодарен футбольному мячу. Он позволил мне повидать столько, сколько и не снилось никакому туристу, подарил мне знакомство с замечательными людьми, соединил с друзьями...

Но мир от меня футбольный мяч не заслонил. И не вижу в этом парадокса.

Я играл в футбол очень долго. Крайний нападающий Василий Трофимов в расцвете своей славы забивал мне на тренировках голы, когда другой игрок этого амплуа, впоследствии мой партнер по клубу и сборной Геннадий Еврюжихин, еще только учился ходить.

Мне приходилось – не без печали о том рассказываю – видеть людей футбола, взрослых лишь до тех пор, пока были они в славе. Первый же удар судьбы, да просто естественное завершение карьеры игрока, превращало их в обиженных детей, злых на себя и окружающий мир, прежде заслоненный от них мячом,

Мне очень нелегко осуждать их. В моей памяти они продолжают оставаться и великими и неповторимыми – братьями по спортивной борьбе. Я пристрастен к ним, привожу их в пример молодым игрокам. Но восхищение и любовь, не скрою, адресуются лишь футболистам. К людям же этим подчас отношение иное. Столкнувшись с кем-то, порою с болью ловишь себя на ощущении, что такой встрече не можешь по-настоящему обрадоваться, что тяготишься общением с бывшим партнером, что спешишь, ссылаясь на действительную занятость, прервать никчемный разговор, весь состоящий из однообразных воспоминаний-обид.

Недавно на встрече с болельщиками распорядитель вечера, желая похвалить меня за настойчивость, сообщил собравшимся, что при дебюте я пропустил четыре мяча и, дескать, не пал духом. Не совсем так оно было в моем первом матче. Я пропустил один мяч. Но стоил он. наверное, пяти...

Меня выпустили вместо Хомича за пятнадцать минут до конца очень важной игры с московским «Спартаком», и я успел пропустить гол, лишивший динамовцев победы. Я не только пал духом, но сидел, закрывшись ладонями, чтобы остальные игроки в раздевалке не видели моих слез. Знаменитые мастера молчали. Но тут в раздевалке появился ответственный работник общества «Динамо» и, не выбирая выражений, сообщил, что я из себя представляю.

Так что повторного выступления в основном составе мне пришлось подождать. И вот при следующем дебюте – смело говорю: дебюте, потому что публика про меня, слава богу, успела позабыть – я и пропустил четыре мяча, о которых так любезно вспомнил распорядитель вечера тридцать лет спустя (и пятый, о котором он забыл)... Но, как показала жизнь, не сдался.

Не хвастаюсь, но все же, вникая по долгу службы в характеры нашей футбольной молодежи, я отчасти даже удивляюсь стойкости, свойственной тогда большинству моих сверстников. И в футболе и не в футболе. Самое интересное, что внешне мы выглядели куда проще, я бы сказал, элементарнее, чем нынешние молодые футболисты. Мы совсем по-детски реагировали на вещи, на которые наши нынешние ровесники и внимания бы не обратили. Но, утверждаю, мы были взрослее, чем они.

Детство спортсменов моего поколения пришлось на войну, и в том возрасте, когда большинство мальчишек выбирает спортивный путь, им вроде бы и не до спорта было. Но не случайно, думаю я, они добились на мировой арене самых больших для советского футбола успехов и побед – выиграли Олимпиаду 1956 года в Мельбурне и Кубок Европы в Париже в 1960 году.

Мне могут возразить: так это же единицы, таланты. Но ведь таланты встречались и позднее, однако не сумели проявить себя настолько ярко. А главное, в совершенно рядовых игроках, моих партнерах по динамовскому дублю, не получивших большой известности, я видел те же волевые качества, что с таким блеском проявились в игре их сверстников, прославившихся в Австралии и во Франции.

Помню: хватало любого пустяка, чтобы доставить нам, дублерам знаменитых динамовских футболистов, радость, привести в хорошее настроение. Мы и физически чувствовали себя прекрасно, хотя совсем недавно стали есть досыта. спать по восемь часов в сутки, носить хорошую одежду. Детство у нас было трудным – без лишнего куска хлеба. А глядя на нас, скажем, летом сорок девятого года, человек, не знающий, кто мы и откуда, подумал бы, наверное: что за легкомысленные парни?!

Нет, это не было легкомыслием. Теперь я могу твердо сказать: это была жизнестойкость.

В некоторых статьях обо мне говорилось о моем рабочем происхождении. Что ж, это приятно. Я горжусь медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В свои неполные восемнадцать я был уже и слесарем, и строгальщиком, и шлифовальщиком. В четырнадцать лет я пришел вместе с отцом на завод, а в девятнадцать был в рядах армии – тогда и футболом серьезно занялся. Но, не сочтите за нескромность, к приходу в армию и команду мастеров «Динамо» у меня очень развито было то качество, которое я назвал бы ответственностью рабочего человека. Именно ответственностью. И именно рабочего человека. Не больше. Но и не меньше.

Пусть я покажусь кому-то придирчивым ворчуном, но сегодня у многих способных молодых футболистов, причем и у тех, кто воспитан рабочей средой, этого как раз качества я что-то не замечаю. Возможно, я лью сейчас воду на мельницу тех, кто считает мастеров футбола бездельниками и белоручками". Очень жаль, если создалось такое впечатление... большой футбол – большой труд. Тяжелый и ежедневный.

Даже нерадивый игрок выполняет такой значительный объем физической работы, выдерживает такие нагрузки, что любой непосвященный в подробности жизни современного футболиста ужаснется. Но ответственность рабочего человека измеряется не одной лишь обязательностью выполнения заданий.

Иной «из-под тренерской палки» чудеса трудолюбия творит. Но вот уважать свой и общий футбольный труд не научился. Трудился-трудился, а достиг первого признания – и сразу же требования к себе снизил. И к соблюдению обязательного для спортсмена режима отношение детское – со взрослыми, разумеется, последствиями... Человек вдруг начинает щадить себя, жалеть, жаловаться на судьбу, трудностью которой его предшественники гордились. И, конечно, труд в футболе ему уже не в радость.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.