Город принял!..

– Значит, ты все-таки думаешь, что в этот раз я пришел тебя по-семейному навестить, с гостинцами, – ухмыльнулся Стас.

Вышеградский задумчиво почесал подбородок, предположил:

– Вы явились... как это у вас называется... меня прощупать... Но я чист, как ангел, на мне железное алиби по любому делу. И я лежу себе в коечке и тихо напеваю: «Ах, васильки, васильки, много мелькает их в поле...» О-очень жалостливая песня, правда, мадам? – впервые обратился он ко мне.

– Я что-то не помню, – растерявшись, сказала я. Лицо у этого парня было сухое, жесткое, но когда он открывал в улыбке ослепительные зубы, на щеках появлялись очаровательные девичьи ямочки, а глаза светились тепло и мягко – безусловно, в нем было какое-то непонятное обаяние, так и тянуло в чем-нибудь ему довериться. И, наверное, поэтому я спросила: – А чем вы больны, Вышеградский?

– У меня болезнь профессиональная, – горько сказал Рудик. – Язва желудка – как следствие очень нервной работы. Да и вообще...

– Поплачься, поплачься, – снова усмехнулся Стас. – Тяжелая наследственность, раннее сиротство, три судимости...

– Сиротства, слава богу, не было, а судимости... Эх, вспоминать неохота! А все оттого, что я неудачник с самого рождения. Представляете, мадам, уже в родильном доме у меня украли клеенчатую бирку, на которой были обозначены моя фамилия, возраст, а главное – пол! И с тех пор я мучаюсь...

Я захохотала, и на сумрачном лице Рудика тоже промелькнула тень улыбки, но Стас недовольно покосился на меня, и я умолкла, а он сказал:

– Во сколько у вас здесь, в больнице, прогулка? Рудик помотал головой:

– В четыре, допустим, но...

– Давай только сразу условимся, – перебил Стас. – Ложные показания допустимы только в отношении фактов, которые я не могу проверить!

– М-да-а; я только хотел сказать, что прогулкой не пользуюсь, – огорчился Рудик.

– Ну, вот и не надо говорить неправду, – сказал Стас. – Я тебе сейчас коротенько расскажу насчет вчерашнего, если что не в цвет, ты меня поправишь.

– Расскажите, – согласился Рудик. – Только чего не было, не шейте.

– Марчелло, ты же меня знаешь, – развел руками Стас. – Разве хоть один блатной имеет право сказать, что я когда-нибудь липовал?

Рудик покачал головой:

– Нет, это я на всякий случай, не обижайтесь, капитан.

– Ну и договорились. Только условимся: не перебивать.

– Вери вел, – сказал на чистом английском Рудик.

– Недели две назад ты возник в одном министерстве. Ты ходил туда, как на работу. Уже через неделю ты дружил со всеми секретаршами, швейцарами, лифтерами. С лифтерами ты перекуривал, швейцаров одаривал двугривенными, а секретарш покорял фигурными шоколадками. Со всеми здороваешься за руку, начальников называешь по имени-отчеству, словом, ты всех знаешь, и тебя все знают. После этого ложишься в больницу. Тем более, что у тебя в самом деле язва, и я совершенно согласен, что это от нервных перегрузок. Осваиваешься с больничным режимом и назначаешь операцию «Ява» на вчерашний день.