Рудик слушал внимательно, иногда кивал, иногда несогласно покачивал головой, но условие Тихонова выполнял, не перебивал.
– Вчера ровно в шестнадцать ты вышел на прогулку в парк, одетый в эту самую распрекрасную пижаму. Не торопясь и не привлекая внимания, дошел до выхода на Петровку, где тебя ждал дружок на бежевом «Москвиче». Надеть в машине, пока она мчится к магазину «Ява», джинсы и замшевую курточку – плевое дело. А около магазина уже маются два молодых «лоха», а в карманах у них полно денег. Вы с дружком берете их на крючок, объясняете про наряды из министерства, везете их туда, там ты заставляешь их написать заявления, на столе у секретарши, пока парни ждут в коридоре, накладываешь от имени Борис Иваныча красную резолюцию и тащишь в бухгалтерию. Там забираешь две тысячи сто и уходили, через второй коридор. Классический «сквозняк». Дружок доставляет тебя к больнице, забирает свою долю, а ты, переодевшись в пижаму, возвращаешься болеть дальше. И дело сделано, и алиби железное.
– А что, нет? – по-птичьи склонив голову, спросил Рудик, но особой уверенности в его голосе не было.
– Нет! – жестко сказал Стас. – Пора тебе менять профессию, Марчелло. Ты ведь умный, когда же ты поймешь, что уже примелькался, тебя не то что по фотографии, тебя по одному почерку в МУРе расколют!
– Почерк можно подделать... – лениво сказал Рудик, откинул голову на подушку, устало закрыл глаза. – У вас есть что-нибудь еще?
– Есть. Двое потерпевших, которые опознали тебя по фотографиям, не только свежим, но и десятилетней давности, – раз. – Тихонов для верности загнул палец. – Они же опознают тебя лично – это два. Пятнадцать человек в министерстве, ты им достаточно там намозолил глаза, опознают тебя безоговорочно, а сказать, что именно ты там делал, не смогут, они же не знают! Самое смешное, что и ты – даже для приличия – не сможешь придумать нам какое-нибудь объяснение, зачем ты там неделю – и вчера также – болтался. Ну, скажи мне вот так, с ходу: какие такие были у тебя срочные дела в министерстве, что ты туда с больничной койки смотался, а?
Рудик открыл глаза:
– Я человек серьезный, капитан, и с ходу ничего говорить не люблю. Придет время, скажу, подумавши.
– Ладно, – согласился Стас. – Я тогда спущусь в вестибюль, там ребята дожидаются, которых ты облапошил. Мы поднимемся, чтобы они тебя в натуре опознали, и тогда поедем к нам...
– Нельзя! – яростным шепотом сказал Рудик. – Я больной!
– Ну, я самовольничать не буду, – ответил Тихонов. – Я с врачами здешними посоветуюсь: можно или нельзя тебя транспортировать. Да и Маргарита Борисовна – доктор...
Я укоризненно посмотрела на Стаса:
– Лечащего врача достаточно... он знает.
– А где вы собираетесь всю эту комедию устраивать с опознанием? – спросил Рудик. – Прямо здесь, в палате?
– Зачем же людей беспокоить? – Тихонов кивнул на больных. – В конце коридора есть ординаторская, нам ее минут на десять уступят. Не беспокойся.
А через двадцать минут процедура опознания в ординаторской была уже окончена, потерпевшие, не колеблясь, указали на Рудика как на главного героя их вчерашней одиссеи. Когда официальная часть была окончена, Рудик упрекнул горе-покупателей:
– Эх, вы-ы! Ребята вроде грамотные, неужели не понимаете – разве можно первому встречному доверяться!
На что Сергей мрачно ответил:
– Кто же вас, жуликов, знал-то? У нас так не водится: сказал человек, значит, сделал. – И обернувшись к Стасу, пояснил: – Местечко у нас небольшое, кабы такой ловкач появился, его бы живо на запчасти разобрали... Деньги отдашь?
– Придется... – вздохнул Рудик. – Полторы тыщи под матрасом лежат, не оставлять же их здешней няньке!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.