– Что он сказал? Чего хочет этот... безумный старик?
– Он хотят умереть вместе с партизанами, – раздельно сказал Храпов, видно. догадываясь о чем-то. И торопливо скомандовал:
– Огонь! Пли!
Нестройный залп рванул тишину. Стоявшие под кедром упали все, кроме деда Василька.
– Приготовиться!! – бешено заревел поручик.
Ошарашенные солдаты снова подняли винтовки, клацнули затворами. Но видно было – все целили мимо старика. Четыре польских легионера, с недоумением переглядываясь, воткнули винтовки штыками в землю.
– Пся крев! – заметался около них Вернер, крича еще что-то по-своему. Потом снова кинулся к поручику, заорал, выкатив глаза:
– Мы не понимает!.. Мои солдаты говорят: старик нашел партизанов, он должен жить!..
– Он должен умереть, – не разжимая челюстей, проскрипел Храпов. – Смотри. пся твоя кривь. как умирают русские люди! – И, по-крысиному оскалив длинные зубы, разрядил всю обойму своего маузера в деда Василька...
* * *
А Маркел Рухтин действительно заблудился в непроглядном тумане. Он метался по лесным чащобам, пока совсем не выбился из сил, и тогда упал на снег и в отчаянии завыл по-звериному.
Но поднялось солнце, согнало туман. Маркел тоже поднялся. Светел и звонок был весенний день. Капало с деревьев, с шуршанием оседали сугробы. Снег взялся стеклистыми козырьками, и каждый древесный ствол обтаял до самой земли. Синие тени мельтешили в глазах, глядеть на снег было больно до рези.
Маркел определил направление по солнцу и снова побежал, задыхаясь, чувствуя, как у самого горла колотится непомерно разбухшее сердце. Проплутал весь день и только к вечеру все-таки добрался до Пестровской заимки.
Одинокая изба сиротливо стояла средь лесной поляны, а неподалеку вздымался в меркнувшее небо огромный мускулистый кедр. Под ним что-то чернело, и казалось издали – кто-то ползал там не четвереньках.
Маркел по-за стволами подкрался ближе и только теперь разглядел огромного волка и недвижных людей на снегу. Волк глухо рыкнул и оскалил беззубую пасть. Маркел шагнул к нему, взгляды их встретились – зверя и человека. Глаза человека горели безумием, он еще шагнул, слабый, безоружный, но готовый на все. И зверь не выдержал взгляда, попятился, пригнув лобастую голову. Был он страшен своей безобразной худобой, словно ожил полусгнивший труп в своих клоках линючей опаршивевшей шерсти.
– Веста! – сказал Маркел.
Зверь прянул в сторону, исчез в кустах.
Среди лежащих под кедром Маркел узнал сразу долговязого Ваньку Коробова, своего односельчанина. Рядом лежал дед Василек. Ветер шевелил детский пушок на его темени, и будто улыбка застыла на темном, обрезавшемся лице. Маркел подобрал его шапку, надел, осторожно приподнял голову старика.
Солнце село. Красноватые сумерки заполнили тайгу. Сквозь слезы, застлавшие Маркелу взор, синие снега, черные деревья и все вокруг радужно дробилось и переливалось в этом странном, неземном каком-то свете...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Бедуют Иван Федорович Литвинчев, председатель исполкома Омского городского Совета народных депутатов и Александр Ревин, первый секретарь Омского горкома ВЛКСМ, делегат XVIII съезда ВЛКСМ