Молодой человек, вы похожи на одного известного артиста, – сказал старый фотограф в маленькой фотомастерской на Невском.

– На кого? – удивился молодой человек.

– На Костецкого! – ответил фотограф и удивился в свою очередь. – Разве вы его не знаете?

Молодой человек Виктора Костецкого знал. Как можно знать самого себя, конечно, только известным никогда не считал. В его понятии известными были, например, мастера прославленного МХАТа – Н. Хмелев, Л. Леонидов, А. Грибов. До сих пор помнится Виктору далекое чудо из детства – патефон и старенькая пластинка. На ней – запись сцен из спектакля МХАТа «Анна Каренина», где Анна – Тарасова. Чуть не каждый день Виктор заслушивался этой пластинкой. Бороздки совсем стерлись, даже бумажная наклейка отлетела. Но Виктор упрямо таскал пластинку за собой.

А переезжала их семья довольно часто. Отец был военным, и место службы его постоянно менялось. Снимались с места совсем легко – чемоданы всегда стояли наготове. И сам Виктор быстро собирал в сумку заветные сокровища – старенький патефон и томики Лермонтова, Некрасова и Шекспира. Сначала их читала Виктору мама. А он слушал. Потом начал читать сам. Взбирался на табуретку, и декламировал по памяти длинные-длинные строки. И тогда его слушала уже вся семья.

А еще он любил сказку о Синей птице. Часами воображал себе спектакль любимого МХАТа. Уже много позже он увидит его в Москве. А тогда думал о чуде, и Синяя птица казалась спрятанной в стареньком патефоне. Тогда, в детстве, Виктор и решил, что однажды придет в театр и в волшебной полутьме сцены отыщет свою Синюю птицу. Только трудная это мечта – о Синей птице. Много странствий, много дорог, мало удачи. Отправился в путь, в Ленинград, поступать на актерский – не приняли. Друзья уговаривали пойти на художественно-графический факультет полиграфического института, стать художником-оформителем книг: Виктор ведь прекрасно рисовал.

Он легко сдал и рисунок и живопись. Добросовестно прозанимался весь год, но после первого курса вновь отправился в ЛГИТМиК. И снова его ждала неудача. Судьба была упряма, но он, наверное, упрямее, потому что через год опять сдавал на актерский и поступил. Тут-то ему, наконец, и повезло. Он попал к Б. Зону – педагогу яркому, интересному, внимательному. Когда-то Зон создавал театр для юных зрителей, и у него навсегда осталась любовь к молодежи, к ее поискам и стремлениям. И в институте Зон старался понять молодых. Но вот со студентом Костецким его отношения вначале как-то не складывались. Угловатый парень оставался для педагога загадкой, заставлял задуматься: получится из него актер или ходить ему в вечных сценических мальчиках?

Поворот произошел, когда на курсе был зачет по сольному пению. Студент Костецкий не только пел – он играл, профессионально вылепливая образ. И неожиданно получил пятерку не за певческое, а за актерское мастерство. С тех пор учитель начал относиться к нему по-другому: старый мастер увидел, что «заболевание» сценой у Виктора не случайно.

И все же нелегко давалась в руки Виктору его Синяя птица сцены. Ленинградский театр имени Ленинского комсомола взял четырех его однокурсников. Шансов, что возьмут пятого, было мало. Но Костецкий все-таки рискнул. Показался – и был принят. Начал он с ролей совсем крохотных. Два года играл в эпизодах. Товарищи даже его прозвали «мастером эпизода».

Что-что, а эпизоды Виктор Костецкий играл мастерски. Это признавали все – и партнеры и зрители. Однажды в спектакле «Петровка, 38» ему дали роль с одной фразой. Он сказал ее так, что зал разразился хохотом и аплодисментами. А товарищи прибежали выяснять, что случилось. Ведь раньше в этой сцене не было никакой реакции зрителей.

Как часто молодые актеры жалуются, что мало работы, что нет достойных ролей, хотя ты мог бы сыграть Гамлета. А Костецкий не ждал, пока ему предложат Гамлета. Играл Чудище в «Аленьком цветочке», ходил весь то в зеленой бахроме, то с наклеенным носом, то с оттопыренными ушами.

И к каждой работе относился творчески, по-рыцарски, в каждой искал что-то важное и дорогое. И может, потому, что он всегда что-то придумывал, отыскивал, работал над своими ролями до седьмого пота, судьба свела его с такими режиссерами, как Г. Товстоногов, А. Товстоногов, Р. Сирота и с удивительными героями. Он играл чуткого, деликатного

Ивана Петровича в «Униженных и оскорбленных», бескомпромиссного Ипполита в «Выборе», взвинченного парнишку Тони – современного американского Ромео из трагической «Вестсайдской истории». Диапазон достаточно широкий для молодого актера!

О нем говорили и писали. На спектакли с его участием спрашивали лишние билетики. Синяя птица уже летела совсем рядом. И шум ее крыльев напоминал аплодисменты после спектакля. А Костецкий вдруг взял да и перешел в Театр музыкальной комедии.

Честно говоря, это должно было случиться. Именно музыка выручила его в институте. Да и первые шаги на сцене хотя и были в театре драматическом, но вели явно в театр музыкальный. На сцене солидного, серьезного театра музыка ухитрялась донимать его чуть ли не в каждом спектакле. И начинались курьезы, как однажды, когда ему поручили крохотную роль японца. Выходил его герой под проигрыш какого-то синкопированного мотивчика. Ничего особенного – ни один исполнитель этого мотивчика, собственно, не замечал. А вот молодой актер вышел какой-то кланяющейся, «восточной» походкой и закивал болванчиком. Зал засмеялся, чего в спектакле, естественно, не предусматривалось. В антракте режиссер начал отчитывать Костецкого за вольность. Виктор недоумевал: а как он еще мог выйти под такую музыку?..

Актер Костецкий читал ленинградцам стихи и пел грустные романсы в спектаклях. Но это было в драматических спектаклях. Дома часто зачитывался рассказами Бунина и Куприна. Вслушивался в музыкальную гармонию строк. Но их музыка все равно была музыкой прозы. А ему нужна была мелодия сцены, мелодия театра, мелодия действия, оживающего с первым лучом прожектора.

И потому, когда молодой режиссер Владимир Воробьев пригласил его в Театр музыкальной комедии, он согласился не задумываясь.

Переходить на новую работу всегда трудно. Особенно. если твоя работа – театр. А если это еще и театр совершенно иного жанра, – почти немыслимо. Актер драмы в Театре музыкальной комедии – такого еще не бывало!

Но Костецкий начал все заново. Свой первый спектакль. «Как сделать карьеру», он репетировал так ярко и интересно, что собирались все актеры театра.

Итак: живущий – да летит! – гласит восточная мудрость. Приближалась премьера. Все шло блестяще. И вдруг Костецкий заболел. Мало того – совсем не смог петь. Сказалось-таки огромное перенапряжение последних месяцев работы. Но он все-таки пришел в театр. И отыграл весь спектакль на едином дыхании. Зал восторженно аплодировал. И вдруг застучали смычки скрипок. Зааплодировал оркестр.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.