Как-то вечером, когда выдалась свободная минута, он усадил меня рядом, чтобы поговорить как мужчина с мужчиной. Я до сих лор помню тот вечер; тусклый свет – лампочки в государственных больницах почти всегда сорокасвечовые, не более, если они вообще есть, – блестит кафель, недавно начищенный Дондиньо, на полу изношенный линолеум, постоянный запах карболки, напряженная тишина в ожидании того, что среди ночи кто-нибудь вдруг закричит от боли. Я хорошо помню также, с каким удовлетворением я воспринял намерение отца серьезно поговорить со мной.
– Дико, какие у тебя планы, когда вырастешь? – спросил он.
В общем, я не сомневался в том, какой ответ он ожидал от меня услышать. Наверняка, что я хочу стать футболистом-профессионалом, когда вырасту, как незнакомый мне дядя Франсиску. Но вместо этого я, не задумываясь, произнес: «Хочу стать летчиком, чтобы летать на самолетах».
К моему удивлению, Дондиньо среагировал на это совершенно спокойно.
– Совсем неплохо, – сказал он. В его голосе звучали искренние нотки. – Но ты знаешь, что потребуется от тебя, чтобы стать летчиком?
– Конечно, – ответил я, удивляясь, что Дондиньо
может в этом сомневаться – Учиться летать на самолете. Дондиньо улыбнулся своей нежной улыбкой.
– Боюсь, это будет не сразу. Ты знаешь, летчики должны уметь читать карты, управлять самолетом, перелетая с одного места на другое и не сбиваясь при этом с курса Не кажется тебе, что было бы полезно сначала научиться читать и писать, разбираться в арифметике, в других науках?
Я не задумывался над этим раньше, но сейчас, когда Дондиньо заговорил первым, мне это показалось резонным. Я не испытывал никакого отвращения к школе; фактически, чем больше я об этом размышлял, тем больше благих мыслей приходило мне в голову. Например, весьма полезным для жизни может оказаться чтение. Если умеешь читать, не будешь привязан к трескучему радиоприемнику, чтобы слушать радиорепортажи о футбольных матчах; научишься читать, сможешь разобраться в том, что пишет о футболе «Дейли Джорнэл», которая издается в Бауру, а также будешь в курсе всех футбольных игр лиги и будешь знать всех популярных игроков. Я решил про себя, что, если поискать, найдутся, наверное, и другие мотивы в пользу чтения и письма. Но тут были и свои проблемы.
– Пап, но я ведь еще сапоги людям чищу, как насчет этого?
– После школы ты поспеешь на вокзал до прибытия поезда.
– А как же футбол?
По лицу Дондиньо пробежала едва заметная улыбка.
– Несмотря на то, что тебе придется ходить в школу, работать чистильщиком сапог, помогать мне здесь в больнице, делать дома уроки, ты все равно выкроишь время для игры в футбол.
Он подмигнул мне.
– Ты ведь мой сын...
Когда сейчас с высоты прожитых лет я вспоминаю, с каким волнением в тот первый раз переступил порог начальной школы Эрнесто Монте... Трудно поверить, сколько с этим было связано хлопот. Вся моя одежда была заново и аккуратно заштопана. Меня так тщательно скребли щеткой с мылом, что у меня звенело в ушах. На мне были воскресные ботинки (разумеется, начищенные до блеска). В руке я держал настоящий школьный портфель с двумя чистыми тетрадями и коробкой цветных карандашей. Мое сердце переполнялось восторженностью, а моего желания учиться хватило бы на десятерых.
Примерно в то время меня стали звать Пеле. Я не представляю себе, откуда могло взяться это имя и в чьих устах оно прозвучало впервые, потому что, насколько мне известно, оно ничего не значит ни в португальском, ни в любом другом языке. Я неоднократно приезжал в Бауру и каждый раз расспрашивал старых приятелей, но они тоже не могли сказать мне ничего вразумительного о происхождении моего имени. Они утверждают, что имя родилось просто так, неизвестно когда, после чего оно прилепилось ко мне, потому что оказалось подходящим, что бы оно ни означало. Правда, одно время, хорошо помню, я ненавидел это имя, из-за чего в школе нередко возникали драки. Видимо, в этих драках меня преследовали неудачи, так как имя пристало ко мне. Для всех знавших меня я стал Пеле, для всех, но не для родных, которые по сей день называют меня Дико.
Кстати сказать, за имя денег платить не надо, поэтому даже самый бедный, задавленный нищетой бразилец может позволить себе такую роскошь, как приобретение пышного букета имен. Так он и поступает. Он не скупится и на прозвища, возможно, по той же причине, причем очень немногие прозвища что-либо значат. Мне неизвестно, например, почему мой брат, названный при крещении Жаиром, получил прозвище Зока. Иногда я начинаю подозревать, что прозвища, особенно короткие, возникают не без влияния наших радиокомментаторов или же просто придуманы ими. Бразильский радиокомментатор, рассказывающий о важном футбольном матче, производит впечатление истеричного пулемета, стреляющего безумными очередями. И ему, конечно, очень помогает, если игроков зовут Пеле, Диди, Вава или Пеле. Я даже представить себе не могу такого радиокомментатора, который в своем репортаже произнес бы весь мыслимый набор типичных бразильских имен:
«...Эдсон Арантес ду Насименту получает мяч от Себастьяна да Силва Тенориу Тейшейра Араужу и передает его Валдемару Жбао Мендес де Мораис Филью, который обыгрывает Артура Рибейру Кар-вальо Жозе Бриту и проталкивает мяч Руй Морейра Акасиу Гимараенсу, который бьет головой...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ