— Дома мы стараемся не говорить о нашей работе, а если все-таки разговор заходит, обычно переводим его в другое русло — чего зря волновать. Слава богу, что до конца не представляют, чем мы тут заняты. Тут чуть поторопился, чуть ослабил внимание... Да вы сами знаете, что может случиться.

Я знал. Всего два дня назад они проводили в последний путь Володю Бондаренко. Всеобщего любимца. Стокилограммового богатыря, вымахавшего ростом под два метра. Это произошло 29 октября. На вечер ребята запланировали отметить день рождения Ленинского комсомола. А утром и днем им предстояло начать на трубе сборку опорного фланца. Две его разъемные части весом в четыреста килограммов были вручную подтащены к устью, сдвинуты, оставалось подогнать их друг к другу и шпильками свинтить в одно целое.

Они вышли к скважине всемером: Виталий Макарчук, Владимир Кухарь, Александр Новостройный, Петр Тютюнник, Александр Елгаеев, Владимир Лукьянов, Владимир Бондаренко. Обо всех деталях договорились еще на «голубятне». В те несколько минут, что могли выдержать у скважины, они успели поточнее подогнать друг к другу части фланца. Что произошло в следующее мгновение, когда они решили возвращаться, никто из них не заметил и не понял. Не увидели этого и наблюдавшие за работой в бинокли. Владимир Кухарь, работавший в тот момент бок о бок с Бондаренко, так рассказал мне:

— Под факелом мы смотрим только вниз под ноги, на то, что делают руки. Поднять голову нельзя — жжет лицо даже через жаропрочное оконце маски, да и по сторонам смотреть-то некогда: быстрее бы сделать дело и уйти из-под огня, а то костюмы начинают дымиться. Вот и тогда подважили мы ломиками фланец, чтобы поточнее совпали отверстия двух его частей. Володя махнул рукой: нужно, мол, выходить. И мы сразу пошли напрямую к «голубятне», он почему-то решил обойти трубу справа. Это всего два лишних шага. Но ни я, ни кто-либо другой этих его шагов не видел. Мне только показалось, что справа как будто что-то пролетело. Первая мысль: у кого-то башлык сорвало. Пробежали «мертвую зону», а навстречу уже следующая группа торопится: почему вас шестеро? Глянули: нет самого высокого — значит, там остался Бондаренко. Бегом обратно, к скважине, и по другую сторону, рядом с канавой, по которой отводили воду, бушует костер. Горит что-то облитое нефтью. Ни подойти, ни оттащить, на нас самих уже горят костюмы. Да и поздно было. Думаю, он погиб сразу, как только его всосало в факел, и он вдохнул концентрированного сероводорода. Струя раскаленной нефти обдала его, отбросила в сторону уже неживого... Такой парень был... И зачем он вдруг распрямился во весь свой рост?

Людям давно известно, что высокоскоростной поток газа как бы подсасывает в себя окружающий воздух или жидкость. Но еще никогда никому из тех, кто работал на ликвидации этой аварии, не приходилось слышать, что фонтан может подсосать в свою струю человека. Это был еще один преподанный Тенгизом урок. Дорогой ценой приходилось людям платить за эту науку.

Вечером на аварийной скважине прекращались все работы. Уставшие за напряженный день люди шли отдыхать, а оставшийся в гордом одиночестве фонтан, казалось, еще больше разъярялся. То ли от упоения своей так и не покоренной людьми силой, то ли от предчувствия, что они эту силу все-таки скоро укротят, с наступлением темноты огонь взвинчивал себя до истерики. Человеческое ухо, оказывается, привыкает к постоянному грохоту и реву, постепенно низводя их до непрерывного шумового фона, на который накладываются другие звуки. А вот наши временные жилища никак не могли привыкнуть к этому и тряслись, повторяя стенами все рулады, вырывавшиеся из горла скважины. В беспрерывно вибрирующей коробке вагончика было трудно уснуть. Я уходил в степь. Бушующее пламя освещало ее далеко окрест. В двух километрах от факела легко читался самый мелкий газетный шрифт. Двухсотметровый огненный столб, подпиравший черное небо, ночью выглядел еще более фантастично, чем днем. В нем было что-то таинственное, завораживающее. Можно было бесконечно наблюдать за ним, и это жуткое зрелище не надоедало.

Едва утомленное солнце сваливалось за ровную линию низкого горизонта, в темном небе возникали стаи перелетных птиц. Певчая мелочь летела пшенной россыпью невысоко над землей, а в глубине неба тянулись с севера на юг стаи и косяки уток, гусей, журавлей, лебедей, фламинго. Каждый вид держался того строя, который выработали их предки за тысячелетия предыдущих перелетов. Летели углом, уступом, развернутыми шеренгами или длинными цепочками в хвост друг другу. Почему птиц так притягивает любой свет в ночной темноте? Почему их, как завороженных, сбивает с курса огонь маяков, кораблей, габаритное освещение башен? Факел на 37-й, как магнитом, тянул к себе пролетавшие стаи. Даже те, чей путь лежал в стороне от него, вдруг неожиданно поворачивали в его сторону. С земли подсвеченные огнем тела птиц на фоне черного неба выглядели то россыпями мелкого бисера, то нитями жемчуга, которые, извиваясь, неслись в небе по какой-то невидимой, постепенно неумолимо сжимавшейся спирали, в центре которой бушевало пламя. Каждый круг все больше сокращал расстояние. Жемчужным ожерельям становилось тесно вокруг огненного столба, но вожаки упорно вели стаи все ближе и ближе к нему, и когда стая пересекала вдруг некую невидимую границу, ее молниеносно втягивало в пламя. Птицы исчезали лишь на мгновение, тут же с другой стороны их горящие тела выбрызгивало в темноту, словно сноп искр или ракет. Эти горящие брызги неслись по крутой дуге к земле, оставляя за собой тонкие шлейфы дымков.

А следом уже подходил к невидимой границе очередной косяк. И ничем нельзя было помочь.

Утром в степи можно было встретить тех, кто прошел крещение огнем, но каким-то чудом сумел уцелеть. Закопченные кольчатые горлицы, дрозды, добоносы будто одуревали от ночного потрясения. Стрессовая ситуация убила в них инстинктивный страх перед человеком, они не торопятся улетать, спокойно даются в руки, но не берут корм. Гуси, у которых огонь только опалил крылья, спокойно сидят на земле, совершенно безучастные к своей дальнейшей судьбе.

Большая людская беда не обошла стороной и природу.

...В конце ноября гидронатаскиватель был наконец смонтирован на скважине. Когда через подведенную систему в его цилиндры подали под давлением воду, он, как и рассчитывали, поднял всю сборку и поставил ее на место. Теперь основное пламя, как и ожидали, било уже метрах в шести над землей, но между фланцами почему-то оставался зазор, через который часть огня все-таки шла в стороны, поэтому монтировать трубопроводы от нагнетательных агрегатов было нельзя.

Установленную с таким трудом сборку пришлось вновь опустить на землю.

Причина неудачи оказалась в необузданной мощи Тенгиза. До сих пор еще не установлен истинный дебит 37-й скважины. Теоретические расчеты специалистов допускают десятикратное разночтение. Ввести же в обезумевшую струю измерительную аппаратуру было нереальной затеей. Гидравлическая система первого натаскивателя развивала такое сжимающее усилие, которого могло хватить для любых дебитов. Но только не для дебитов Тенгиза. Пришлось конструировать новую гидравлическую систему, которая по мощности в восемь раз превосходила прежнюю. Целый месяц неимоверного труда ушел на ее монтаж и установку. И, наконец, в новогоднюю ночь она все-таки стала на свое место, как ей и полагалось. Поднятый на шестиметровую высоту огонь уже не так жег землю и воздух, и работать на устье стало несколько легче. Группа Калыны отбыла с Тенгиза на другой объект. И уже без полтавчан фонтанщики Миннефтепрома, руководимые Некрасовым, в начале февраля смонтировали и подключили к сборке все необходимые трубопроводы и провели все нужные исследования.

Тщательный анализ состояния скважины показал, что задавливать ее, как планировалось ранее, сейчас опасно. Разболтанный за полгода аварии ствол мог выкинуть какой-нибудь новый сюрприз. Идеальный вариант — подать нефть из скважины по трубопроводу на переработку — пока что невозможен: сероводород в два счета разъест его стальные стенки. Значит, сначала необходимо отделить нефть от агрессивного спутника, для чего на месторождении нужно построить сепарирующие установки, целый завод. Такой завод будет, но на его сооружение уйдут многие месяцы.

А пока четыре двухсотпятидесятиметровых отвода направили фонтан 37-й в степь, где разделенный на четыре части факел по-прежнему горел, но уже под контролем людей. И это все, что удалось достичь за восемь месяцев неимоверных усилий. Если этот результат вдруг покажется незначительным, смею утверждать как очевидец обратное: это большая победа над стихией, победа, которая потребовала истинного героизма и колоссального упорства.

Однако люди не успокоились на этом. Испробовав все, на что хватило опыта и сил, они решили задавить фонтан на 37-й способом, который ранее никогда не применялся в отечественной практике. Над устьем была смонтирована сложная установка, с помощью которой в скважину вгонялись бурильные трубы. Четыре отводка по-прежнему полыхали в степи гигантскими факелами, а над той точкой, где огненный смерч черпал свои силы, люди свинчивали трубы в многокилометровую колонну и все глубже вонзали ее во взбунтовавшиеся недра. С чем сравнить их труд? Разве что с эквилибристикой с горящими факелами на бочке с порохом. Эту тяжелую и чрезвычайно опасную работу вели военизированные отряды и подразделения по предотвращению и ликвидации открытых нефтяных и газовых фонтанов из Ставрополья, Волгограда, Эмбы, которые возглавляли Л. П. Арьков, А. Н. Фирсов, И. М. Петров, И. М. Шаповалов, А. П. Мальцев. Руководил работой всей группы Михаил Лукьянович Некрасов.

Когда колонна достигла глубины в три с лишним километра — опустить ее до самого забоя так и не удалось, — десятки нагнетательных установок подали в скважину глинистый раствор. Фонтан яростно сопротивлялся, но в конце концов вынужден был сдаться. Лишенные подпитки четыре аварийных факела наконец погасли, и над степью разразилась вдруг неожиданная тишина. Это произошло 27 июля 1986 года, на 398-й день после аварии. Человек все-таки укротил стихию.

Но, помня и восхищаясь героизмом одних, мы не вправе забывать о преступной халатности других. У подвига, который свершался на Тенгизе, была отправная точка: головотяпство и небрежность, приведшие к аварии на буровой №37. Непосредственные виновники были сняты с работы и наказаны в партийном порядке еще летом прошлого года. Идет следствие. Суд вынесет по поводу случившегося свое решение. Но никакое, даже самое суровое наказание не вернет нам Владимира Бондаренко, средства, потраченные на усмирение факела, не возместит убытки, которые мы несем от того, что фонтан более года грел и без того жаркое небо прикаспийской пустыни. Если бы можно было подсчитать, в какие миллионы порой обходится нам работа по принципу «авось пронесет»!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.