В первые минуты и часы аварии вахта, работавшая на 37-й, еще пыталась ликвидировать выброс своими силами. Но эти попытки не увенчались успехом. Буровую пришлось обесточить: из-за большой загазованности мог произойти взрыв. Без электроэнергии вахте тут делать было нечего, и она в соответствии с правилами покинула буровую.

Теперь вся надежда была на фонтанщиков. К сборке на устье скважины им нужно было подвести дополнительные линии трубопроводов, в определенный момент подать по ним в ствол мощный поток раствора и попытаться задавить фонтан.

Все работы фонтанщиков были расписаны теперь по часам и минутам. Предполагалось, что к середине следующего дня, 25 июня, дополнительная линия трубопроводов будет смонтирована и ее опробуют в деле. Все шло, как намечено. Оставалось соединить и стянуть последние стыки. Как подсчитали после, на это требовалось всего шесть — восемь минут...

— Где-то около трех часов дня, — вспоминает Ю. С. Ропяной, — я отправился на буровую. Показалось, что фонтанщики как-то долго возятся, могли бы и побыстрее. Шагах в десяти от скважины я поднял голову посмотреть, куда дует ветер, и вдруг увидел у самой вершины вышки, там, где крон-блок, — огненный шарик. Сорвавшись с высоты, он быстро помчался вдоль струи вниз — и сразу все как полыхнет! Я развернулся и назад, смотрю: рядом бегут фонтанщики, все шестеро. Они тоже успели выскочить из опасной зоны. Тут же пламя махнуло вдоль шлейфа по степи, метров, наверное, на шестьсот. В мгновение буровая превратилась в огненный ад. Стальная вышка продержалась в нем минут шесть-семь. Потом, зардевшись малиновым цветом, стала мягко оседать на колени.

Часа через два-три, когда выгорели все разливы нефти, солярки и битума, пламя изменило свою конфигурацию. При падении вышка буровой разбила обвязку превентора, и теперь из покореженных труб сборки в разных направлениях били, как из огнемета, несколько устойчивых разъяренных струй. Их свирепый жар обжигал лицо метров за 200 — 250. Теперь даже неспециалистам стало ясно, что произошла авария, и чрезвычайно сложная.

Единоборство

Утром двадцать пятого июня еще до пожара из Грозного прилетел Михаил Лукьянович Некрасов, начальник военизированной части по предупреждению и ликвидации открытых нефтяных и газовых фонтанов Северо-Кавказского промышленного района Миннефтепрома СССР. Когда 37-я загорелась, Некрасов вызвал подкрепление из Баку, Краснодара, Ставрополя.

Авария на Тенгизе перестала быть делом одних нефтяников. К решению сложной задачи подключились специалисты Министерства геологии СССР и Министерства газовой промышленности, Главного управления пожарной охраны МВД СССР, других ведомств страны, различные отраслевые исследовательские и проектные институты. На совещаниях, которые прошли на месторождении и в Москве, рассматривались и отвергались различные варианты укрощения фонтана, каждый из которых имел свои сильные и слабые стороны. Единственное, на чем все сошлись сразу: нужно начать проходку наклонной скважины к аварийному стволу. Если ни один из обычных «наземных» вариантов не даст результата, придется производить на большой глубине мощный подземный взрыв: вызванное им смещение пород прочно затрамбует ход нефти и газа на поверхность.

До того, как отдать предпочтение какому-то из наземных вариантов, было решено освободить устье от нагромождения металла. Лучше всего, посчитали, с этим справятся танкисты.

Со старшим лейтенантом Василием Чурзиным я встретился поздней осенью, но подробности необычного задания, которое ему довелось выполнять летом, он помнил так, будто это было вчера. Вот его рассказ.

— ...Провожал нас сам командир соединения. Погрузили на платформу танк и боезапасы, подцепили теплушку для экипажа, и помчал дизель-тепловоз наш крошечный состав по «зеленой улице», обгоняя скорые поезда. От станции Кульсары до буровой 140 километров ехали верхом на трейлере. Утром второго июля были здесь.

Нам объяснили: нужно снарядами обрубить отводы труб на превенторной сборке. Костер к тому времени, как говорили, уменьшился. Но все равно был шириной метров сорок. Трубы, которые нам предстояло отсечь, имели в диаметре всего пять дюймов, и в ревущем пламени их совершенно не было видно.

На позицию выходили только втроем. Капитан Боголепов — за механика-водителя, я — наводчик, сержант Шевцов — заряжающий. На улице — за сорок градусов. От нашей позиции до огня всего метров 30 — 35. В танке — пекло. Заливаешься потом. Нечем дышать. И все-таки стреляем. Бью вслепую. Прошили пространство слева от сборки, потом справа, израсходовав на это два боекомплекта. Реальных результатов я, честно говоря, не заметил, а нефтяники говорят — хорошо. Теперь, говорят, вся нефть сгорает сверху, не растекается по земле, и костер обузился метров до двадцати.

...Где-то в середине июля на Тенгиз приехали заместитель министра геологии СССР Роман Авакович Сумбатов и начальник военизированной части по предупреждению возникновения и по ликвидации открытых нефтяных и газовых фонтанов Мингео УССР Леон Михайлович Калына. Предложили свой план.

Идея Калыны на первый взгляд была необыкновенно простой. У устья скважины нужно было смонтировать гидронатаскиватель, с помощью которого предполагалось посадить на изрыгающую несрть и газ трубу новую превенторную сборку. После этого к отводам превентора нужно только подсоединить магистрали, идущие от нагнетательных агрегатов, и подать по ним под большим давлением буровой раствор. Когда нагнетательные агрегаты выйдут на максимальные параметры работы, превентор перекрывал ход вверх и раствор устремлялся в скважину, задавливая собою нефть и газ.

При всей своей кажущейся простоте этот вариант оказывался чрезвычайно сложным в исполнении.

Чтобы задавить скважину, надо было иметь в этот момент под руками многие сотни кубометров раствора. Значит, поблизости от буровой нужно было смонтировать установки, подготавливающие его и соответствующие емкости для хранения. Нужно было выполнить еще массу разных подготовительных работ.

План был принят, и теперь более пятисот человек, многие десятки автомашин, тракторов, бульдозеров, экскаваторов надрывались в раскаленной степи, внося свою лепту в общее дело. Но самый тяжелый и опасный труд Калына оставил все-таки себе и своим ребятам. Им предстояло работать у самого устья, рядом с огнем.

Фонтанщики

Они не любят, когда их называют пожарниками, и в разговоре обязательно подчеркнут, что их дело — не пожары гасить, а предупреждать и ликвидировать нефтяные и газовые фонтаны, независимо от того, горят они или нет. Так что они фонтанщики, а не пожарники. Поначалу такое уточнение воспринимаешь с улыбкой, как некий профессиональный форс. Но позже убеждаешься: действительно, эти специальности отличаются друг от друга так же, как фонтан от пожара.

О Калыне и его команде я много слышал еще в Москве и, прилетев на 37-ю, первым долгом захотел посмотреть их в деле, а потому сразу от вертолета отправился к ним, на «голубятню», где, как мне сообщили в штабе, происходили самые главные события.

«Голубятня» — несуразного вида плоский двухэтажный сарайчик, металлический каркас которого со всех сторон обшит алюминием. Широкой своей стеной он смотрит на фонтан, неистово ревущий и извергающий пламя всего в двухстах метрах отсюда. На первом этаже «голубятни» по стенам, на лавках — вороха одежды, в углу — ящики с минеральной водой. Тут фонтанщики отдыхают между своими выходами к огню. К фонтану они уходят группами в пять-шесть человек. Перед тем старательно, неторопливо одеваются, вернее сказать, облачаются. Плотное хлопчатобумажное белье, хлопчатобумажные костюмы, куртка и брюки из толстого солдатского шинельного сукна. На ноги — валенки, на голову — шлем. На пояс — кислородный прибор с гофрированным шлангом и загубником. Поверх всего — сверкающий серебристый теплоотражательный костюм, такой же башлык с оконцем из жаропрочного стекла, просторные сверкающие рукавицы. Для страховки башлык, рукавицы, куртку и брюки прикручивают друг к другу проволокой. Иначе сорвет в подсасывающем восходящем вихре, что свирепствует у огня.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.