Через минуту машина помчалась вперед. Математик Михайсенко сидел в кабине между Васильичем и Кузнецовым и указывал дорогу. Он действительно знал ее хорошо: вскоре они выскочили на довольно широкий проселок, повернули влево и понеслись по направлению к городу. Да, все правильно, все так, прямо к вокзалу эта дорога и приведет, пояснил математик, а езды, по прежним временам, конечно, с полчаса, не больше. Нет, нет, даже и того не будет.

Васильич повеселел, прибавил скорость, но глаз держал востро – не миновать воронок, нельзя поверить, чтобы артиллеристы и летчики не попортили трассу. Именно «трассу» – так он любил говорить о дорогах, так говорили у них на Севере.

— За что они тебя? – спросил у математика. – Человек ты вроде мирный. А-квадрат плюс Бэ-квадрат...

— Просто так, – ответил Михайсенко. – Да, да, просто так, представьте себе. Им ничего не стоит... Вот. Если бы не вы...

Сзади, на Сапун-горе, все еще шел бой, но отзвуки его доходили сюда приглушенными и невнятными – основные силы, одолев гору, шли уже на Севастополь, а там, знать, добивали в щелях и блиндажах остатки фашистов.

Мелькали изредка по сторонам дороги подбитые танки, орудия, безликие какие-то хуторки, будто вымершие – собака даже не тявкает. Но у одного из них пришлось задержаться, отцепить орудие на время и вступить в бой: ударили оттуда два, а то и три пулемета разом. Двоих в этой короткой схватке потеряли – сержанта и солдата. Никто даже не знал, откуда они, чьи – подсели в кузов во время боя. И вот... Похоронить их некогда было, и, разделавшись с пулеметами, кузнецовская машина с орудием понеслась дальше.

Впереди лежал Севастополь, разрушенный и разбитый. А за ним, до самого горизонта, блеснула привольной, раскидистой гладью иссиня-голубоватая ширь моря.

— Дыши, Васильич! – воскликнул Кузнецов. – Пока море есть и легкие – дыши!

— Минутой не надышишься, – сдержанно сказал Васильич. Выдержав паузу, оживился. – Слышь, командир! А ведь я моряка того видел, что с дзотом расправился.

— Не может быть! Он же погиб...

— Клянусь, видел. С левой стороны бежал, с моей, когда граната у нас возле передка рванула. Еще автоматом нам помахал: признал, должно быть, нашу пушку. Вот парень!

— Обознался ты, Васильич, – сказал Кузнецов, но на водителя взглянул с надеждой: а вдруг...

— Да нет, сразу признал его. Точно!

И вновь промелькнул перед глазами моряк, ползущий к дзоту с гранатой в руке, и, незнакомый, он вроде бы давно был знаком, и от этого, от слов Васильича посветлело на сердце.

Городские дома, полуразваленные, обглоданные взрывами, встречали молчаливой угрюмостью. Проскочили пригорбленный, по-весеннему зеленый холм, прямо от дороги полого поднимающийся вверх, не ведая даже, что это тот самый знаменитый Малахов курган, о котором знали из истории, из прочитанных когда-то книг.

Благополучно миновали два перекрестка, а за третьим начинался крутой спуск, сверкнула голубизной Южная бухта, около которой в самом ее конце, как пояснил математик Михайсенко, и находится железнодорожный вокзал. Девичьими свежеголубыми и какими-то застенчивыми глазами улыбнулась им эта бухта навстречу. Тихо и ласково.

И потом появились танки. Как наваждение.

Два тяжелых танка стояли по обочинам крутого спуска, выставив стволы мощных пушек. Словно поджидали специально кузнецовскую «сорокапятку». Развернуться невозможно на узком спуске с орудием – тут встречным машинам едва разминуться, отвернуть некуда – по обе стороны откосы, дорога между ними как речка в крутых берегах. Танки дожидались спокойно, невозмутимо, уверенные в себе. Лишь чуть приметно, вроде бы лениво даже и насмешливо подвернули навстречу орудийные стволы. Оставалось метров сто – не больше.

Сверху по кабине забарабанили.

– Что делать, командир? – Васильич невольно притормозил. – Кажется, влопались... Думаю, своих надо обождать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.