Документальный рассказ
В седьмом номере за 1969 год Смена рассказала о полных кавалерах ордена Славы, которые, одновременно были удостоены и звания Героя Советского Союза, – о наводчике артиллерийского орудия А. В. Алешине, морском пехотинце П. Х. Дубинде и летчике-штурмовике И. Г. Драченко.
Писатель Виктор Федотов заинтересовался публикацией и решил продолжить поиск героев Великой Отечественной. Ему удалось найти еще одного человека необычной солдатской судьбы. Им оказался Николай Иванович Кузнецов. Он тоже был награжден орденом Славы трех степеней, воину присвоили звание Героя Советского Союза.
Предлагаем вниманию читателей документальный рассказ о подвиге комсомольца.
Перед ними лежала широкая, сочно-зеленая долина, залитая крымским весенним солнцем, щедро обласканная ранним теплом, и таким покоем веяло от нее, что даже не хотелось думать ни о какой войне. И хотя отсюда еще не было видно моря, дыхание его угадывалось повсюду – юго-восточный ветер, едва уловимый, приносил солоновато-влажные запахи: густые майские травы, казалось, напитаны им до самой полноты жизни, и даже горы, бледно синеющие в голубоватой дымке, за спиной, были чем-то сродни ему. И не верилось, что цветущая эта долина, раскинувшаяся в недалеком соседстве с ним, Сплошь нашпигована минными полями, вплоть до самого подножия пригорбленной, не очень высокой Сапун-горы.
Говорили, что такая солнечная погода редка здесь в эту пору, чаще всего наползавшие с моря тучи устилают все вокруг серой непроглядной пеленой, отсекают макушку горы, и тогда уж и не разобрать, где тут долина, где высоты, где что – все укрыто непроницаемой густой хмарью. Но сейчас стояла такая прозрачная ясность, что Кузнецов, рассматривая с полукилометрового расстояния восточные склоны Сапун-горы, без особого труда различал изрезанные ими многоярусные линии траншей. Но простым глазом все же было не разглядеть, как густо опутаны они колючей проволокой, ощетинены пулеметами железобетонных дотов и блиндажей. Он понимал: гитлеровцы не зря так мощно укрепили эту на первый взгляд ничем не приметную гору – за ней лежал Севастополь, а за ним – море. Другого выхода у них нет, и, конечно, здесь они будут стоять до последнего.
Хоть и невысока гора, но восточные склоны ее круты, скалисты, поднимаются террасами до трех-четырех метров, и вот вдоль этих ярусов-этажей гитлеровцы возвели траншеи, огневые точки, закованные в бетон и металл. Как же все это одолеть?
Он знал: саперы уже проделали широкие проходы в минных полях, и перед долиной, на всем пятнадцатикилометровом участке фронта – от морского побережья под Балаклавой до восточного склона Сахарной Головки – сосредоточены наши войска, готовые начать наступление на Севастополь. А прямо перед их артдивизионом лежал участок Сапун-горы, на котором они должны войти в прорыв, если пехоте и морякам удастся одолеть этот склон и ринуться на гребень. Но пока здесь было тихо и ничто, казалось, не предвещало серьезных перемен.
Еще накануне был образован штурмовой отряд. В него вошли весь артдивизион, разведрота капитана Подольского, рота курсантов Яценко – всего около трехсот шестидесяти человек.
Командир батареи Кузьменко вместе с замполитом вручили Кузнецову флаг – небольшое красное полотнище на коротком древке.
— Вашему расчету честь, старший сержант, – сказал Кузьменко. Подчеркнул: – Как лучшему в батарее. Водрузить на железнодорожном вокзале. Дорогу знаете?
— Туда. – Кузнецов кивнул на гору. – А там разберемся.
— Там времени не будет, – усомнился замполит. – И указателей нет.
— Может, из вас кто бывал в Севастополе?
— Поспрашивайте на батарее, – сказал Кузьменко, передавая флаг. – Может, кто-нибудь знает. Ваше Орудие первым в прорыв пойдет. У вас все готово?
— Расчет в полном составе – четыре человека. Боекомплект – на борту. Орудие исправно. Шевяков, наводчик, даже закрасил на щите вмятины от осколков. Машина заправлена. Мы готовы, товарищ старший лейтенант!
– Добро. А насчет дороги разузнайте. Замполит прав – указателей там нет.
Оказалось, никто из батарейцев прежде в Севастополе не бывал, и сейчас Кузнецов внимательно рассматривал склон Сапун-горы, словно норовил увидеть там, за ней, ту самую дорогу, что должна идти к железнодорожному вокзалу. Есть ли она вообще? Прикидывал, где и как сподручнее взобраться на гребень. Непростое это дело. С автоматом да гранатами попробуй-ка одолеть этот склон, когда он огрызается всей мощью огня, а тут орудие на руках, машина с боекомплектом.
Глядя на тихую, затаившуюся гору, на привольно раскинувшуюся сочно-зеленую долину, вдруг некстати подумалось: вот кончится война, и приедет он в эти благодатные места, и постоит здесь, просто так постоит, вспоминая вот эти дни и часы, и не надо будет готовиться ни к какому штурму, ничего опасаться – ни пули, ни снаряда. Он постоит здесь в белой рубашке с закатанными рукавами, и ветер с Балаклавской бухты, солоноватый и влажный, будет трепать волосы, заигрывая, и легко и свободно будет дышаться, и долина эта, сплошь засаженная виноградниками, фруктовыми деревьями, разольется на многие километры теплыми и сладкими запахами. Возможно, он приедет сюда не один – с будущей женой, ребятишками, и он им тогда расскажет вот про эти минуты, как думал и мечтал о них – о своей будущей семье, а они будут с радостным сомнением слушать его: разве, мол, можно было думать о том, чего еще не было или могло прийти еще очень не скоро, через много лет, а то и вообще не прийти...
– Командир, я подкрасил немного и станины. Краски на все не хватило. Рядом стоял Шевяков, его наводчик.
— Как думаете, сколько от этой горы до Севастополя? – спросил, позабыв о своей краске.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.