Фелисата Васильевна

Ей было тяжелей других, но она не жаловалась, сама себе работу выбрала. Да и время военное – кому легко?

Пайка ей хватало. Доменщикам, как солдатам, давали на день по восемьсот граммов хлеба. Она половину своего отдавала. Это не просто – на, бери. Просто так хлеба никто бы не взял, он стоил дорого.

Она приносила хлеб из дома и старалась незаметно сунуть – кому в карман спецовки, кому пальто. Ей казалось, никто не догадывается, откуда это. Но однажды сплоховала, неловко получилось.

Работал у них мастер, мужчина гренадерского роста, силач, физкультурник, а в войну совсем доходил, только глаза горят.

Однажды в ночную смену она зашла к нему в конторку, незаметно положила краюшку, а сама в сторону.

Он увидел хлеб, потянулся, но отдернул руку: нельзя, кто-то забыл, будет искать. Встал и вышел. Через некоторое время вернулся, а хлеб лежит.

Тут они встретились глазами, и разговор у них получился без слов. Она кивнула: бери, это тебе.

Он понял, отломил кусочек, остальное спрятал, чтобы отнести домой, дома дети.

Может, тогда, в тот зимний вечер – была метель и сообщения с фронта нерадостные: немцы к Волге рвутся – она поняла на всю жизнь, что не хлеб и не сытость командуют человечеством.

Все верно, человек должен кушать, это ему определено природой. Хорошо, когда у него дома первое, второе, а на третье компот или кисель. Но только пусть он, сытый, помнит, что есть еще совесть и обязанности. И долг перед теми, кого любишь.

Старшему горновому положено двое подручных, а во время войны людей, понятно, не хватало. Они работали вдвоем с Пашей Ворониным, тихим, застенчивым человеком. Паша никак не решался перейти из подручных в горновые, как-то признался: «У меня, Фаина, твоей решительности нет. Ты на выпуске верткая. А я как подумаю, что самому все решать, – сердце стынет. Тебе дивизией бы командовать!»

Что ответить? Можно промолчать, только так хуже, и она шутила: «Мы шайтанские, мы все такие». И старалась с Пашей поласковей, чтоб ему не обидно.

На заводе налаживали выплавку чугуна для броневой стали. Чугун этот с норовом, известно было, что разливать в ковши его нельзя. Для разливки на литейном дворе из глины и песка построили систему сообщающихся форм. Но опыта не было, и потому опасались, что чугун не пойдет из летки: слишком густой и вязкий.

К тому времени она достигла в своем деле настоящего мастерства, и варить этот броневой чугун доверили ей. Первой на заводе.

У нее уже были опыт и лихость в работе. Домну она называла запросто – печкой, а когда с подручным пробивала летку – заглядишься, все шло играючи. На вороток клали доску, одна нога на доске, другая на бровке, в руке «балда», и не пуд в ней веса, а со стороны смотреть – пушинка.

Варить литейный передельный чугун было ей легко. И колесный чугун варила, этот покапризней, надо, чтобы все вышло по рецепту: кремния не больше процента, не меньше полпроцента, надо строго следить за печью, как воздух идет, как температура. Научилась, слава богу! А с броневым сложней.

Когда подошло время выпуска и по канаве хлынул новый чугун, она, по женской своей природе, разревелась и не могла остановиться. Ее поздравляли, целовали в соленые щеки, пробовали качать, и она была счастлива. Ей еще никогда до этого не приходилось варить такого красивого чугуна. Он был густой, тяжелый, а когда остывал, трескался, и на изломах зеленым, синим, красным сверкали кристаллы. Это от марганца.

Паша потом ей рассказывал, что она от радости гладила домну, разговаривала, как с живой, называла ласковыми словами: «Домнушка, ты у меня умная, голубушка моя ладная...» Паша слышал, смеялся: «Ой, Фаина, чудачка ты, честное слово! Ведь кому сказать – не поверят».

Как-то приехал к ним на завод писатель Павел Петрович Бажов, автор «Малахитовой шкатулки».

– Он пришел к нам, – вспоминает Фелисата Васильевна, – весь такой серьезный, борода седая. Я после смены, никого не ждала, стою в халате. Был у меня халатик из красного сатина, простенький, но такой удачный, с золотыми полумесяцами. Павел Петрович посмотрел на меня, говорит: «Вы у меня будете хозяйкой Медной горы». Я молодая была, резкая, ответила: «У меня другая работа». Он, наверное, обиделся. Ну, в самом деле, какая я хозяйка Медной горы?