… Если работа - полет

И собравшиеся в комнате вертолетчики подтвердили: так, верно!

– Слышали, как Сергиенко машину посадил?

Я кивнул: слышал.

– Вот он же на радиорелейку забрасывал трансформаторы. Груз легче, чем опоры для ЛЭП, но во много раз коварнее. Опора спокойно висит, ей встречный поток трепыхаться не дает, а трансформатор чуть что враскачку пошел, несешь его, как стакан с водой на голове. Сергиенко этой эквилибристикой занимался над тремя тысячами метров. Вот считайте: на такой высоте допустимый полетный вес 9 тонн, машина – 7 тонн и трансформатор – 1800. Мощность – на пределе. А терраска – не пристроишься. Значит, как только груз коснулся земли – сброс. Точно, момент в момент. Самая филигранная работа.

Что еще про нас? Куда никто не залетает, мы оттуда только взлетаем. Три поселка в районе Сара камыша – с осени до лета на полном нашем обеспечении. Июнь, июль, август – возим на отгонные пастбища соль для овец. Отары кочуют – семьи вместе с юртами, продуктами, всем скарбом – на вертолетах. Заменяем вьючный транспорт, точно.

Еще какой-то десяток лет назад отары шли на горные летние пастбища весной и возвращались обратно осенью в сопровождении караванов крепконогих киргизских лошадок. Юрты, утварь во вьюках, младенцы и ослабевшие овцы – все это громоздилось на лошадиных спинах. Многие дни занимал переход.

Теперь чабан прощается с семьей на пороге дома в поселке и налегке гонит отару на джайляу. А когда приходит туда, его встречает на пороге юрты семья...

В пилотских креслах крепкие ребята работают тяжелую работу. Когда б Икара взяли на зарплату, он получил бы звание пилота. И жалко, что дедаловскому сыну в полете не хватило дисциплины.

Три надежные спины, за которыми чувствуешь себя уверенно: командир, второй пилот, бортмеханик.

Смотреть на эти спины много спокойнее, чем в иллюминатор. Там взгляд упирается в стремительно проносящуюся морщинистую скалу. Мы летим вдоль ущелья на высоте 3200 метров, и вершины уходят куда-то вверх, и вертолет деловито кренится,

чтобы точно вписаться в рельеф, – как домохозяйка, несущая тяжелую сумку.

Ко всему привычные геофизики спали, завтракали, читали.

Говорят, горные козлы способны прыгнуть (и при этом удержаться!) на клочок земли, где только-только помещаются четыре копыта. Не знаю, не видел горного козла в деле.

Наш винтокрылый «козлик» (полетный вес – 12 тонн) уверенно присел неподалеку от геофизической треноги. Бортмеханик отдраил дверцу... Застекленный нос МИ-8 висел над пустотой. С остальных трех сторон вертолет окружала местность, на мой взгляд, слишком пересеченная. Более или менее плоским был только пятачок под колесами.

Впрочем, напомнил командир, именно три точки всегда определяют плоскость. Данная плоскость, ко всему, была еще и несколько покатой.

– Мы работаем на МИ-4. Обслуживаем геологов, чабанов, гидрометеослужбу. Санрейсы тоже наши. Летаем не только в Киргизии, но и в Тюменской области, на Севере. В 1972 году вез буровиков в Сургут, попутно пришлось сесть по срочному санзаданию: взять

больную женщину, довезти до Сургута. Сел, взял. В Сургуте выключил двигатель, слышу – детский плач. Назвали парня Анатолием. – И Анатолий Николаевич Крутась, оставив телеграфно-деловой тон, добродушно улыбается.

Самая сложная работа, считает Крутась, съемочные полеты с геофизическими партиями. Приходится «нырять» в ущелья, садиться, вернее говоря, моститься на крошечные площадки, прилепившиеся к склонам. К тому же надо знать, откуда ветер дует: как правило – утром сверху, с гор, вечером – снизу, с долин. Это – по правилам, а конкретно – у каждой щели свои законы. Во время полета – точнейшим образом соблюдать высоту, скорость, угол крена.

Самостоятельную работу здесь доверяют пилотам не раньше, чем через три года, а к геофизическим съемкам экипажи готовятся несколько лет. Асы Владимир Константинович Шишкин и Евгений Андреевич Цырулин в горах Тянь-Шаня и Памира летают уже по два десятилетия. Им и достается самая сложная работа. Шишкин прошлой зимой вывозил с гор чабанов, когда их накрыла лавина, Цырулин поднимал грузы на трехтысячники – для МИ-4 это,предел.

Весне – зеленая завязь. Осени – желтая хрупкость. Растет во мне чувство зависти к Икарам в кожаных куртках. Весна моя, где ты, где ты? В глазах моих – осень, осень. Биплан зеленой ракетой взлетел в небесную просинь.