– Мы – химики, – заявил Геннадий Михайлович Ровенский. – Год назад наше авиаподразделение было специализировано: объединили все экипажи, занятые на сельхозработах. Это самый разумный выход: накапливается и передается опыт, тренировки проводим с учетом специфики: И, главное, каждый знает, что он на это же пастбище через год вернется. Отсюда – и отношение к работе. Вот мы несколько лет обрабатываем урочище Сусамыр и видим, как из года в год трава все выше, ярче. Там стада пасутся – не сосчитать, а если не подкармливать землю, голый камень будет. Сейчас же по три укоса делают. Выходит, не зря мы крутимся...

Геннадий Михайлович командует всеми экипажами АН-2, занятыми на сельхозработах. Но (он так считает) тут главное не командовать, а учить. Если у вертолетчиков люди задерживаются на много лет, то на АН-2 ежегодно приходит молодежь после летных училищ, а те, кто налетал нужное количество часов, зачастую уходят переучиваться на большие самолеты. И потому особенно велика роль ветеранов, таких, как Владимир Федорович Рыкунов, Александр Павлович Колпанов, Виктор Прохорович Пинтус... Они-то и воспитывают новых и новых командиров. Летать рядом с ветеранами – школа.

Ну, а что задерживает этих-то летчиков на АН-2? Сами они на этот вопрос отвечают неохотно, отшучиваются. Лишь один сказал, и то с глазу на глаз:

– Большая машина – это, конечно, прекрасно. Но только на АН-2 я испытываю чувство полета. Не машина летит – я лечу. Не приборы ведут машину – я сам. И еще. Пожалуй, на Антошке, как нигде, нужно взаимопонимание двух пилотов. Как нигде!

Два крыла – один фюзеляж. Два пилота – один экипаж. И маршрут, которым летим, – на обоих один. И на целый полетный день на двоих единая тень. И за семь всевозможных бед – все едино, один ответ. И работа – одна у них, не делённая на двоих.

– Рейс легкий, – сказал командир. – Бывает, с геофизиками приходится делать посадки через каждые два километра, площадки выбирать на большой высоте. Двигатель выключать нельзя, – зависнем, высадим, взлетим, круг сделаем, снова зависнем, погрузимся – и дальше. А сегодня – -что ж, и посадок немного, и не садились на площадках выше трех тысяч, и погода хорошая. Несложный рейс.

За этот день мы налетали около двух тысяч километров и сделали восемь посадок. Рассчитал экипаж все точно, мы уложились и в день полетный и в день световой: здесь после захода солнца малая авиация не летает.

Мы приземлились во Фрунзе за 20 минут до заката.

Круглые сутки работает Фрунзенский аэропорт. Впрочем, недолго ему осталось будоражить город шумом идущих на посадку и взлетающих самолетов. В тридцати километрах от города растет новый аэропорт. Пять лет назад здесь был кусок бросовой земли. Безжизненная песчаная пустыня. Через два года вырастет окруженный зеленью лесопосадок аэропорт Манас, один из крупнейших в стране.

– Класс первый «А», международный. По оснащенности да и по пропускной способности близок к московскому порту Шереметьево, – рассказывает Николай Трофимович Шкурин, главный инженер строительства. – Для строительства Манаса собрали всех специалистов, прокладывавших прежде ВПП в Нарыне, Чолпан-Ате, Оше и других городах Киргизии. Правда, такой полосы, как для Манаса, не то что не строили, пожалуй, и в глаза не видели: 4200 метров идеально ровного покрытия.

– Что вы, – смеется Шкурин, – опыта не было, ответственность большая, так мы эту полосу чуть не вручную прощупывали. Допуски миллиметровые.

В 1975 году на Манас впервые пришел ИЛ-62. Теперь он ежедневно прилетает сюда из Москвы. Полоса в действии. Построен временный аэровокзал, которому позавидуют иные давно действующие порты.

Раз в день Манас принимает и отправляет пассажиров, а строители продолжают работы на объектах первой очереди. Скоро все тяжелые транспортные самолеты, связывающие Фрунзе с городами страны, перебазируются сюда.

Но это будет, а пока очертания Манаса намечены пунктиром на изрытой земле вокруг доброжелательных огней взлетно-посадочной полосы. Так он увиделся мне с воздуха, когда я улетал из Киргизии.

Лететь – и радостно и сладко. Жить можно, если жизнь – полет. Но вот заходит на посадку наш самолет и, пыльные вздымая полосы, бежит, рулями шевелит, как будто щупает колесами твердь возвратившейся земли.: Дюралем желтым и зеленым отсвечивая небесам, земною пылью пропыленные, машины дремлют, утомленно присевши на три колеса.

– Принес я как-то жене эдельвейс из рейса, – рассказывал вертолетчик. – Она посмотрела, плечами пожала: что за травка невидная, блеклая, серенькая с голубеньким? Я говорю: эдельвейс, понимаешь? Только в недоступных горах растет. За то ему особое уважение. Рос бы на равнине, кто бы на него посмотрел?!

...Они в этих горах летают. Над эдельвейсами.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.