В войну мать и сын жили как все, впроголодь. В детстве Володя ни разу не почувствовал, что он сын врага. Отцов в те годы почти ни у кого из ребят дома не было, борьба за жизнь отнимала столько времени и сил, что на раздумья ничего не оставалось, а мать помалкивала.
Война кончилась, отец умер в лагере. К последнему событию Володя отнесся равнодушно: никогда человека не видел, а сообщения о смерти в те годы поступали ежедневно, среди сверстников говорили о ней обыденно. К Сталину Володя Артеменко относился, как и подавляющее большинство окружающих, с восторженным благоговением. Он кое-как окончил десятилетку, перебиваясь случайными заработками, зимой помогал в котельной своего дома, летом работал в ЦПКиО имени Горького на аттракционах, катал отдыхающих. Поступил на юридический факультет университета. В метрике в графе «отец» у него стоял прочерк, но к этому времени мать уже получила бумажку, в которой фиолетовыми чернилами было написано, что Артеменко Никита Иванович реабилитирован за отсутствием состава преступления. Володя уже знал, что слова эти означают: никакого преступления отец не совершал.
Что теперь поделаешь, убили и убили. Паспорт у тебя, парень, есть, метрику с позорным прочерком никому показывать не надо, тебе еще вместо отца и справку, написанную фиолетовыми чернилами, с гербовой печатью выдали, дорога перед тобой светлая, шагай, человек — сам творец своего счастья.
Володя Артеменко зашагал. С товарищами-студентами поехал на целину. И сегодня, спустя больше тридцати лет, он порой вспоминает энтузиазм той «компании», сутки без сна, непроходящую усталость, костры и песни. А вот чего он никогда не сможет забыть, так это ту осень, когда они, молодые и гордые, увидели, как гибнет выращенный ими хлеб.
Целина была их Великой Отечественной, проверкой молодого поколения. Казалось, они достойны отцов, выстояли и победили. Хлеб, убранный бригадой Артеменко, не вывезли. И ему долго виделись горы гниющего зерна, за которое заплачено щедро, не торгуясь.
Володя вернулся в Москву, узнал, что мать похоронили два месяца назад, телеграммы его не нашли. А может, телеграммы потеряли, а то и вовсе забыли передать. Так он остался один в двенадцатиметровой комнате, девять семей в квартире со всеми удобствами.
Культ личности был всенародно развенчан, Сталина заклеймили. Володя Артеменко помалкивал, наблюдал. Отметил без любопытства, что шумят и воинствуют люди, которых культ напрямую, непосредственно не коснулся.
В семьях, обезглавленных культом, только вздыхали, заглядывали в семейные альбомы, доставали и рассматривали потускневшие фотографии. И будто успокоились: отцов не воскресить, детям жить надо. Как фронтовики говорят о войне лишь друг с другом, так и родственники погибших в лагерях не ведут бесед с посторонними. Обмолвятся несколькими словами и замолчат, раньше разговаривать страх мешал, а теперь бессмысленно.
Артеменко получил диплом, стал работать следователем в районной прокуратуре, оклад получал небольшой, жил бедно и однообразно. Скучно женился и скучно развелся, детей, слава богу, не нажили.
Сейчас, вспоминая свою молодость, время, когда жизнь вокруг бурлила, все призывали к свободе и обновлению, он удивлялся себе: почему он тогда будто задремал?
У женщин Артеменко всегда имел успех, но ему нравились женщины праздничные, шикарные. Чтобы обладать ими, требовались либо деньги, либо талант. Ни тем, ни другим следователь Артеменко не располагал и обходился кратковременными равнодушными связями. Вино он почти не пил, отчего близких друзей не имел: известно, мужчин объединяют работа, семьи или застолье.
Работал он много, пользовался авторитетом, засиживался в кабинете порой допоздна — торопиться-то некуда. Взяток не брал, с подследственными держался довольно мягко, получавшие срок зла на Артеменко не держали.
Так он жил-поживал, добра не наживал и уже смирился с мыслью, что жизнь не удалась. Взрыв произошел неожиданно и разнес его сонное существование в клочья.
Он вернулся с работы около восьми часов и обнаружил в своей квартире сверток, в котором находилось двадцать тысяч рублей. Входная дверь в квартиру открывалась копейкой, войти мог всякий, кто хотел. Записки не было, лежали двадцать тысяч, и вся недолга.
Он отлично понимал, что его покупают, не знал только, по какому конкретному делу и что попросят взамен. Заявить о происшедшем прокурору Артеменко даже в голову не пришло. Он появился на работе к семи утра, вынул из сейфа дела, которые находились в производстве, и очень быстро установил, какое из них могло стоить такой суммы. Начальник некоего управления, находясь за рулем личного автомобиля марки ГАЗ-21 в нетрезвом виде, врезался в «Жигули», и находившаяся за рулем молодая женщина, не приходя в сознание, скончалась.
Он убрал остальные дела в сейф, оставив на столе тоненькую папочку. Наезд, точнее убийство, так как водитель был пьян и значительно превысил скорость, произошел третьего дня.
Артеменко, перечитывая материалы, думал о том, что водитель машины срок получит внушительный. Одновременно в голове вертелась и другая мысль, совершенно противоположная: следователь прикидывал, правда, пока теоретически, что можно предпринять для спасения водителя, какие документы следует из дела убрать, а какие изменить и вытянуть преступника на условную меру наказания.
«Сегодня податели денег не объявятся, — рассуждал он, — бросили кость и ждут, схвачу я ее или отнесу хозяину. Они не пошли со мной на прямой контакт, знают, я не беру, значит, имеют обо мне информацию. От кого? Прокурор отпадает, скорее всего кто-то из коллег. Если я пойду к прокурору?»
Артеменко сам с собой играл в прятки, отлично понимая, что к прокурору не пойдет, будет ждать, как развернутся события...
Через пять лет Владимир Никитович Артеменко жил в двухкомнатной квартире улучшенной планировки, ездил на собственной машине, работал директором дома отдыха под Москвой. Он искренне удивился, как легко и безболезненно произошла перемена, словно он не перебежал в лагерь своих противников, а зашел в магазин, сбросил с себя все, начиная с белья и носков, и надел новое. И ничего, оказывается, не жмет, все подогнано точно по фигуре. Надо отдать должное: занимались его экипировкой профессионалы.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.