Настоящий приказ объявить во всех отделах, частях и командах Эрмитажа».

В ту первую, самую тяжелую, блокадную зиму Эрмитаж дал приют не успевшим эвакуироваться семьям работников науки, культуры и искусства Ленинграда — двум тысячам человек.

— Наши предшественники любили строить монументально и прочно. Так что подвальные помещения Эрмитажа оказались готовыми бомбоубежищами. Люди бросали свои квартиры и шли к нам, потому что тут можно было надежно укрыться от бомб и снарядов, обогреться, получить кипяток. Люди тянулись друг к другу, так было больше шансов выжить...

Хотите взглянуть, где мы обитали? — неожиданно предложил Пиотровский.

По служебному коридору мы прошли в Двадцатиколонный зал. Вдоль его стен за стеклом стояли роскошные античные вазы, чаши, керамические масляные светильники, амфоры, блюда, на стенах — роспись, сцены из жизни мифических богов и героев. Две шеренги серых, под гранит, колонн придавали залу подчеркнутую торжественность.

— В блокаду в торцах зала, как раз между колонн, было сделано два светящихся глазка, две крошечные лампочки. Когда объявляли тревогу, то по этим светлым точкам мы ориентировались в темном зале, направляясь в убежище. Снаружи их видно не было, — объяснял по ходу Пиотровский.

Напротив тысячепудовой чаши, сработанной полтораста лет назад в Колывани из ревневской яшмы, мы свернули влево и через массивные двери вышли во двор Нового Эрмитажа.

— Это здесь. — Борис Борисович указал на неприметную дверь под низкой дворовой аркой и, толкнув ее, первым стал спускаться вниз.

Представьте себе довольно просторное подвальное помещение с покатым сводом на массивных опорах. Беленые стены, вдоль которых бегут трубы каких-то магистралей. В соответствии с промышленной эстетикой трубы выкрашены в разные цвета, поэтому легко определить, по каким идет газ, по каким — горячая или холодная вода. Светло и чисто.

— Ух, как все тут переделали, — не то с удивлением, не то с сожалением заметил Пиотровский. — Раньше стены и потолок были кирпичными, прокопа теперь вот... лучше бы ничего не подновлять и оставить нетронутой память о блокадном времени...

А это мой боевой пост. — Он толкнул дверь, прикрывавшую нишу в стене, но та не поддалась. Сквозь щель я рассмотрел крошечную каморку, где некогда обитал вместе с начальником и его заместитель противопожарной обороны Пиотровский. — Вот тут и в подвале под Зимним были плотно друг к другу установлены нары. Тут мы и жили... А некоторые умирали...

В первую блокадную зиму от голода и болезней здесь умерло только сотрудников Эрмитажа 159 человек. Многие — прямо в рабочих кабинетах. И у живых уже не оставалось сил хоронить их. Через павильонный зал они уносили своих товарищей по винтовой лестнице вниз, на первый этаж, и оставляли в запаснике библиотеки.

Мы прошли с Пиотровским тем скорбным путем, и я удивился, насколько неудобными для спуска были крутые спиральные ступени.

— Зато это был кратчайший путь. Наши силы были на исходе, приходилось экономить каждый шаг. Всю зиму наши товарищи пролежали в запаснике. А весной их отвезли на Пискаревское кладбище.

В марте 1942 года вышел приказ эвакуировать по «Дороге жизни» многих оставшихся в Ленинграде деятелей культуры. В одной из групп, в которую входили писатель С. Н. Сергеев-Ценский, педагог Ленинградского хореографического училища А. Я. Ваганова, академик И. А. Орбели, ехал на «Большую землю» и Борис Борисович Пиотровский.

Те сотрудники, что остались в Ленинграде до конца блокады, продолжали сражаться с врагом своим оружием, оружием культуры. Их нельзя было сломить ни артобстрелами, ни голодом. В первую весну на территории музея был разбит огород общей площадью девяносто две сотки. Семьдесят пять — в Висячем саду на втором этаже Малого Эрмитажа, еще 17 — на Большом дворе Зимнего дворца. Вся эта площадь была засеяна турнепсом, свеклой, морковью, укропом, луком. В качестве удобрения использовали золу. Семена получили в земельном отделе Дзержинского района города. В архиве музея хранятся соответствующие документы.

Я вспомнил об этом, когда после встречи с Пиотровским шел по залам Эрмитажа в шумном воскресном потоке посетителей, которым, казалось, нет конца. Сверкающий хрусталь, бронза, великолепный паркет, а перед глазами стояли снимки, сделанные сразу же после блокады: рухнувшая люстра в одном из залов, забитые фанерой окна, кучи песка для тушения «зажигалок».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.