— Ваша кафедра — единственная в СССР и в социалистических странах. Ее недавнее появление и удивляет, и радует. Радует, потому что — наконец-то!.. А удивляет, потому что — выходит...

— ...выходит, с правами человека у нас не все в порядке.

— Хотя до недавнего времени проблем не было! Запад приписывал нам всякие нарушения, но мы от них открещивались, кипя негодованием.

— Да, мы утверждали, что СССР — самое демократическое государство в мире, только у нас все делается для счастья народа, только советский человек — истинный хозяин страны. Эти лозунги мы провозглашали и при сталинском «казарменном» социализме, и при брежневском «зрелом».

— А сейчас разве не провозглашаем?

— Ну, сейчас-то мы стараемся не только провозглашать, но и действовать.

Кстати, сегодня с нашей кафедрой налаживают контакты юристы социалистических стран: планируют открытие аналогичных кафедр в высших учебных заведениях.

— А как вы считаете, почему кафедра прав человека не появилась на заре Советской власти, что было бы вполне логичным?

— В принципе это могло произойти. Но время было уж очень сложное — сломана одна система, и только еще начинали создавать новую. Сказывалось и то, что уровень образования масс был невысок. Крестьянские сходы, ревтрибуналы — люди были юридически совершенно неграмотные, действовали на основе своего революционного сознания. Но удивительное дело — ревтрибуналы, призванные главным образом карать, множество дел завершали оправдательным приговором. Сегодня в наших судах такое увидишь крайне редко — оправдательных приговоров почему-то боятся.

— При Сталине, пожалуй, вряд ли могла существовать ваша кафедра?

— Как ни парадоксально, думаю, могла бы! Ведь была же сталинская

Конституция, в ней — много прекрасных слов о правах советских граждан. Но только на бумаге были эти права. Так же, на мой взгляд, могла существовать и кафедра.

— При Брежневе в ней, похоже, просто не было необходимости. Мы ведь говорили: у нас все хорошо, и не лезьте в наши внутренние дела.

— Конечно, нам могли поверить и на слово, а для пущей убедительности посмотреть фильмы о счастливой жизни советских людей, послушать наши переполненные оптимизмом песни. Но как только кто-то на Западе хотел своими глазами увидеть народное счастье, торжество нашей демократии, мы «ощетинивались», прикрываясь заботой о суверенитете и тем самым способствуя распространению представлений о том, что СССР — закрытая, тоталитарная страна, где преследуется инакомыслие, грубо нарушаются права человека, свобода вероисповедания.

Атака на СССР по вопросам прав человека усилилась особенно при Картере. Это застало нас врасплох. В результате был нанесен чувствительный удар по нашему международному престижу и привлекательности социализма вообще. Ведь проблемы прав человека у нас никогда не изучались как следует. Мы считали, что все прекрасно идет само собой, как, впрочем, и в экономике, и в общественных науках...

— А как только в начале семидесятых годов у нас появились собственные граждане, критикующие положение в стране и, надо подчеркнуть, имевшие конструктивные предложения, их тут же стали именовать диссидентами и ругать на страницах печати. А сегодня выясняется, что они вовсе не желали зла своей родине, напротив, хотели изменить что-то к лучшему. Да и слово «диссидент» в переводе с латинского означает всего лишь «несогласный». В нашем же переводе оно звучало практически как «враг».

Вообще считаю этот термин неудачным .в том приложении, как его использовали. Несогласный — значит, инакомыслящий. Но в демократическом обществе инакомыслие вполне допустимо! Порой представителей общественных самодеятельных движений или объединений, критикуют без разбора, иногда явно незаслуженно называя их диссидентами — с оттенком враждебности.

— Ну, а разве само понятие плюрализма не предполагает инакомыслия? Парадоксальная ситуация: с одной стороны, провозглашаем гласность, с другой — пытаемся втиснуть ее в какие-то рамки...

— Плюрализм мнений — это то, без чего вообще невозможно никакое демократическое общество. Плюрализм — и есть возможность для инакомыслия. Никто не вправе претендовать на истину в последней инстанции. Плюрализм предполагает обсуждение, споры: и на их основе — выработку решения, а не наоборот, когда готовое решение, выработанное где-то наверху, выдается уже не для обсуждения массам, а фактически для ознакомления. Как это было, например, с Указом, регламентирующим митинги и демонстрации. Как понять его создателей? Не были готовы к массовым выступлениям народа, возникли опасения: как бы чего... Поторопились. В «Советской культуре» шесть докторов юридических наук, в том числе и я, в октябре прошлого года выступили с призывом к депутатам вынести этот Указ на всенародное обсуждение. Тем не менее, несмотря на многочисленные протесты, Указ стал законом.

Надеюсь, он будет доработан. Недопустимо принимать правовые акты второпях, нужна крайняя осмотрительность. В декабре прошлого года было принято решение создать при Верховном Совете комитет по надзору за исполнением законов. Хочется верить, что будут пересмотрены неудачные законы.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.