Два рассказа

Рассказывая об этом, доктор повторял печально и покорно:

- Не могу же я целыми днями сидеть возле своих больных. Боже! Сердце надрывается, когда видишь их. Подумать только, на целые сутки остаться без воды!...

Наконец мы подъехали к ферме. Доктор привязал лошадь к яблоне, росшей возле самых дверей, и мы оба вошли.

В нос ударил запах сырости и плесени, запах больницы и погреба, от которого запершило в горле. На нас повеяло каким - то могильным холодом. В доме было нетоплено, казалось, он обезлюдел.

Часы стояли; через дымоход камина, откуда куры выгребли всю золу, текла дождевая вода. Из темного угла доносилось хриплое частое дыхание больного ребенка.

Мать, укрытая старыми одеялами и какими - то тряпками, неподвижно лежала на грубой крестьянской кровати, походившей на большой деревянный ящик.

Доктор спросил ее:

- У вас есть свеча? Больная ответила низким, сдавленным голосом:

- В буфете.

Доктор зажег свечу и повел меня к постели, где лежала девочка.

Она тяжело дышала. Волосы ее были спутаны, щеки запали. При каждом вздохе на ее худенькой вытянутой шее появлялись складки. Девочка лежала на спине, вцепившись руками в лохмотья, покрывавшие ее. Завидев нас, она отвернулась и зарылась лицом в солому.

Я взял девочку за плечи, и доктор, силой открыв ей рот, извлек оттуда какую - то беловатую кожицу, которая показалась мне высохшей, как пергамент, Девочка тотчас же стала дышать свободней и немного попила. Мать, приподнявшись на локте, наблюдала за нами. Она едва слышно произнесла:

- Ну как, готово?

- Да, готово.

- Теперь мы опять останемся совсем одни?

Голос ее задрожал от страха одиночества, от боязни остаться в темноте, от ужаса перед смертью, близость которой она чувствовала.

Я ответил:

- Нет, милая. Я надеюсь, что господин Павийон пришлет вам сиделку. - И, повернувшись к доктору, сказал: - Пошлите к ней матушку Моди. Я ей заплачу.

- Отлично. Я сию же минуту пришлю ее сюда.

Он пожал мне руку и вышел. Кабриолет его покатил, разбрызгивая колесами грязь.