Два крыла, поднимающие ввысь

Вот мы говорим о космическом мышлении современника, который сфотографировал обратную сторону Луны, побывал на ее поверхности, принес землянам образцы лунного грунта. А раньше Луна была пределом лирических посягательств влюбленных, мечтателей и романтиков. Раньше говорили как о всеобщем – «небо», теперь заглянули в глубины космоса. И что же, красоты стало меньше? А не больше ли? Сужается ли мир чувств? Вряд ли. Возьмите хотя бы телепередачи с первенства мира по футболу, репортажи с Олимпиады – сотни миллионов людей одновременно переживают события, происходящие в одной из точек земного шара. Это новое чувство я бы назвал чувством всемирности. Раньше оно было знакомо разве что ученым – географам и астрономам.

– Стал ли человек лучше (позволим себе такое «общее» определение), эмоционально тоньше?

– Лучше? Не знаю, не берусь судить. В отдельных вещах – безусловно. А так – и да и нет. Есть и потери. Утрачивается контактность, отзывчивость. Человек, с одной стороны, порой не знает, куда девать время, отсюда – разбросанность. А с другой – время душит: его и много и мало, мы все торопимся куда-то. Вопрос непростой, потому что мы стали другими. А что прибавилось, так это прежде всего ответственность. Ответственность перед товарищами, коллективом, обществом, страной.

Сколько сегодня у человека знакомых, не сравнить с прошлыми временами! Вряд ли кто-то много времени проводит наедине с собой, да и сможет ли?

А у Чехова издано двенадцать томов писем! У современного же писателя, даже плодовитого, и одного наверняка не наберется. Эпистолярный жанр уходит из литературы, исчезает. Мы встречаемся со знакомыми, много говорим по телефону, пишем поздравительные открытки, но это уже совсем иного характера общение.

Но мораль, нравственность стоит на тех же китах. Это вечные вещи. Иначе не было бы классического искусства. И литература, как раньше, так и теперь, занимается нравственными проблемами, исследуя любовь, несправедливость, подвиг, ложь, правду, красоту труда...

– Даниил Александрович, характер деятельности современного ученого сильно изменился, очевидно, он и в литературе отражается по-иному? Какие при этом приходится решать проблемы современному писателю?

– Достижения науки увеличивают и писательский интерес к ней. Но освоение этой темы сопряжено с немалыми трудностями: жизнь ученого – материал неподатливый. Попробуйте живо, доходчиво нарисовать дела института химической физики, например, и работу его научного сотрудника, не упрощая и вместе с тем не превращая повествование в научную популяризацию. А не объяснишь – непонятно: чего добиваются герои, из-за чего переживают? Читателю хочется стать полноправным участником споров, дискуссий, научной борьбы. Иногда встречаешь облегченные решения: герой щеголяет словами, взятыми напрокат из учебника физики, упоминает имена корифеев науки, а во всем остальном видно, что никакой это не ученый, измените терминологию – и он станет журналистом, боксером, кем угодно.

Сегодня научное творчество приобретает все в большей степени коллективный характер. На науку выделяются огромные средства, планируется развитие науки по отраслям, и даже эксперимент, задачи дифференцируются не только перед отдельными учеными или группами, есть темы, с которыми не справятся ни отдельные лаборатории, ни отдельные институты.

Нужно все больше прилагать усилий и чтобы постигнуть место своей темы среди работ коллег. Видится только часть, и на симпозиумах порой не понимают докладов по своей специальности.

Я же не могу писать о многотысячном коллективе, могу лишь о человеке в нем. Как развивается его талант, способности, не глушатся ли, может ли человек себя полностью проявить? Гетевский Фауст работал один. А меня интересует одиночка Иван Иванович, работающий среди людей, в коллективе НИИ, но самостоятельно... Потому что – глубоко убежден! – по-прежнему велика роль личности, говорящей в науке «А». Роль личности не убывает.

И коллектив – это собрание личностей.

Как и раньше, есть лидер, прокладывающий путь. Не может быть теоремы НИИ № 1, а есть закон Ома и теорема Пифагора.

– Дискуссию о физиках и лириках мы вспоминаем теперь с улыбкой. Но все же, Даниил Александрович, наука остается наукой, а внутри науки талантливый человек может создать атомный реактор, а может и атомную бомбу. Так показывает история. Так же, должно быть, и в литературе?

– Нет истинно художественных произведений, убивающих добро, коверкающих человеческую душу. Гений и талант устроены так, что направлены на благо человеку. «Гений и злодейство несовместны». Фашизм не создал и не создаст великих произведений, потому что он безнравствен. Есть подделки, спекуляции – это уже другое.

Я все же не делю людей на физиков и лириков. Меня волнует как писателя проблема творческого отношения к труду. НТР дает большие возможности для творчества. В то же время в массовом производстве много процессов, требующих труда однообразного, монотонного, ведущего к физической и, возможно, нравственной усталости. Хотя бы на конвейерном потоке. В чем здесь престиж, в чем удовлетворение? Наверное, должна существовать романтика и такой непривлекательной с виду деятельности, и долг писателя увидеть и показать ее. Не приукрашивая, отмечая огромную нужду в ней и гражданскую доблесть тех, кто, честно, добросовестно вершит свой труд. По моему пониманию, он заслуживает не меньшего почета, чем подвиг новатора. Но о последних говорится много, в то время как героизм повседневности, привычного исследуется пока еще мало.

В практической деятельности ученого тоже немалую часть занимают чисто технические элементы: подбор материалов, измерения, вычисления... Но есть и праздники, и они не так уж редки. А кроме того, научный поиск всегда сопряжен с нравственным выбором. И нравственный опыт ученого не менее важен, чем его открытия. Моральные качества великих ученых имеют не меньшее значение для поколений, чем их чисто интеллектуальные достижения. Нравственное величие Эйнштейна, Резерфорда, Бора, Жолио-Кюри, Ломоносова, Циолковского, Н. Вавилова, Курчатова, Королева имеет самостоятельную ценность, создавая критерии служения науке, людям.

– Вам принадлежит несколько произведений, написанных на документальном материале: «Блокадная книга» и «Клавдия Вилор», повести о русском физике Петрове, французском ученом Араго, замечательном ученом и удивительном человеке профессоре Любищеве. Все они написаны в последнее время, отмеченное значительным интересом к документальной литературе, ее заметными успехами. Что вы чувствуете как художник, работая над документальным материалом?

– Чувствую удивление перед сложностью жизни человеческой. Всякий раз себе говоришь – такого не придумаешь! В эту подлинность необходимо окунаться. Поразительные события, сложные противоречия и чувства заключены в биографиях Современников.

Если говорить о социальной роли литературы, о ее вмешательстве в жизнь, то ресурсы документалистики далеко не исчерпаны. В достоверных судьбах конкретных людей, в трудовых, судебных, любовных историях, которые разыгрываются вокруг нас, есть возможность исследовать, понять невыдуманную трагичность, и боль, и красоту братьев по времени.